— Твой мужик еще тысячу каждый месяц имеет за то, что дуракам лапшу на уши вешает! — взорвался Руслан. — Это же такое вмешательство, такое, ну, я не знаю!..
— Вот-вот, не знаешь. И я не знаю. Но ведь тебя пятьсот все равно не спасут.
— Полторы тысячи… — и тут Руслан задумался.
Если внести полторы тысячи, можно уговорить Раису временно отозвать иск. Как там в кодексе — на полгода, что ли? Потом, если не достать денег, иск возобновляется и больше уже не отзывается никогда… Интересы ребенка превыше всего!
Община занимала целый микрорайон на окраине Протасова. Конечно, можно было селиться и в других местах. Руслан вон жил у Старой пристани, где студия. Но семейные предпочитали держаться вместе. И там же, за автозаправкой, стояли мастерские, построенные для тех, кому община дала долгосрочную ссуду. Сколько Руслан помнил, пять или шесть раз мужчины просили: отпустите, я за границей заработаю эти деньги в десять раз быстрее! И получали ответ: там за тобой не уследишь, тут ты на виду, торопиться нам некуда, раньше надо было думать, дорогой.
Лучше сразу головой в петлю, чем в эти мастерские. Один пробовал сбежать. Поймали чуть ли не в Австралии и с позором вернули. Община — это не президент и не министры. Община — это такая сила, что карает и милует без всяких адвокатов и прокуроров.
За то, чтобы приняли в общину, Руслан пять лет назад заплатил семь тысяч зеленых, хотя половина родни там уже состояла и за него ручалась.
Теперь не поручился ни один…
Час спустя Руслан вспоминал этот разговор с Ильдаром, быстрый и тусклый; легкое развлечение во время дежурства для Ильдара, а для Руслана…
Когда же он принял решение?
Слово за словом и картинка за картинкой.
Спокойное, сытое лицо одноклассника и даже ни попытки изобразить интерес, вопрос лениво-ритуальный: «Срочно, говоришь?».
Такой же бесцветный ответ: «Вот именно».
Вопрос, в котором должно было просквозить желание помочь, но на самом деле не было и настоящего любопытства: «А пятьсот тебя не спасут?».
Ответный вопрос, исполненный безнадежности: «Есть работка?».
И слова, которых приличному человеку не говорят: «Тут у меня агент «М» постоянно ошивается, всем уже осточертел».
Руслану стало интересно: когда же он понял, что готов принять предложение агента? А главное — когда это понял Ильдарчик? Из компьютерного зала он вышел, твердо зная: первого же, все равно мужчина это или женщина, с маленьким золотым значком «М» на лацкане, он не пошлет подальше, а вытерпит обязательную улыбку и профессиональное дружелюбие в голосе. И они пойдут вдвоем туда, где можно сесть и разложить на столе бумаги.
Как вышло, что агентов «М» невзлюбили, никто не знал. Вернее, объяснить мог каждый, а вот знать — тут было сложнее.
Вообще люди в деловых костюмах, останавливающие тебя посреди улицы с предложениями, стали всем привычны, и народ даже разобрался, что из этих предложений действительно имеет смысл. Брать у распространителя французские духи — значит, поддерживать польские нелегальные цеха, где разливают по флаконам разведенные экстракты, прибывшие чуть ли не из Бразилии. Брать кухонную технику — потом ее ни одна мастерская не починит. А вот детские игрушки были качественные. Всякая писчебумажность — ручки, блокноты, органайзеры — тоже. Как ни странно, прижилась уличная страховка здоровья — на неделю, на месяц. Тут за прилипчивыми девушками в зеленых костюмчиках стоял сильный фармацевтический синдикат.
Первых агентов «М» приняли за шарлатанов. Подходит очень воспитанный человек и предлагает пятьсот зеленых за участие в эксперименте ученых-психологов, что тут еще можно подумать? От агентов шарахались. Но вскоре пошли слухи: да, это действительно вроде эксперимента, с согласившимся в приятной обстановке беседуют о всякой ерунде, после чего он просыпается с сильнейшей головной болью и деньгами в кармане. Головная боль держится несколько дольше, чем деньги, но недели через полторы и она проходит.
Некоторые женщины утверждали, что после сеанса обнаружили беременность. Пресса, бумажная и электронная, страшно обрадовалась. Но это оказалось враньем.
На телеэкранах появилось несколько никому не известных пожилых мужчин, которых бегущая строка отрекламировала как докторов наук. Эти господа объяснили, что у клиента в обмен на деньги забирается часть его детских воспоминаний. Воспоминания эти ему решительно никогда в жизни не пригодятся, а для ученых представляют немалый интерес. И дальше звучали всякие медицинские слова, которых ни один зритель не понял.
По простоте своей публика соотнесла это изъятие воспоминаний с недавним скандалом — группа врачей продавала органы еще не скончавшихся пациентов. Несколько агентов «М» были избиты.
Тут вмешались власти, и не только городские и областные, а даже руководство общин. Оказалось, есть такая программа государственной важности, которая без детских воспоминаний — ну никак!
Тогда агентов оставили в покое, просто стали обходить стороной. И останавливались в ответ на их призывы только те, у кого прореха в кошельке была совсем уж чудовищной.
Как у Руслана.
Он шел по улице, пытаясь понять: да где же тот миг, в который было принято решение? До того, как Ильдарчик пересказал впечатления донора, или после?
Если бы Руслан был уверен, что Ильдару можно доверять! Черноволосый и сладкоглазый ровесник был достойным членом общины — имел двух постоянных жен и ни одной временной, двумя сыновьями мог похвастаться и доченькой. Младшая жена ходила беременная, ждала первенца. В какую-то минуту Ильдар вроде расслабился и решил, что достиг в жизни всего самого лучшего, так что карабкаться наверх — значит, вредить здоровью и ровному настроению. Община дала ему рабочее место — не слишком денежное, но стабильное и без проблем. Фактически он был в доле — часть машин принадлежала ему. Но жены, дети и компьютеры вовсе не означали, что бывший одноклассник дал совет по-приятельски, без каких-то закулисных соображений. Все-таки его тесть состоит в совете общины…
Может быть, община просто хочет избавиться от Руслана?
Сам-то он не встречал ни одного донора, чтобы узнать подробности из первых рук. Может быть, потому, что люди скрывали свои контакты с агентами «М», а может, по иным причинам.
А Ильдарчик вдруг взял да и разговорился с донором!
— Простите, — услышал Руслан. — Вы в затруднительном положении? Я бы мог вам помочь!
Он поднял глаза и увидел серьезное лицо лысоватого мужчины. Взгляд на лацкан: да, вот она сияет, золотая буква «М».
— Помогайте, — обреченно сказал Руслан.
Он не знал, что вспоминать детство так легко.
Просто нужно сидеть и говорить, говорить, говорить…
Когда он вот так, почти лежа в удивительно удобном кресле, рассказывал о себе?
Похоже, никогда.
— По-моему, это была жестяная бабочка, на колесах и с палкой, чтобы катить ее перед собой, — говорил Руслан. — Я потом однажды видел такую, но та была пластмассовой, мы шли с Дилярой по парку, у нас кончилось совещание, вообще это был мозговой штурм, а в парке есть кафешка с горячими пирожками, нам еще нужно было возвращаться, вечером снимали два сюжета, а я обычно сижу, вдруг понадобится переписать диалог…
Тот, кто слушал всю эту ахинею, не возражал, не перебивал; Руслан только отмечал — что-то щелкнуло, что-то пискнуло. Сотрудник «М» работал с техникой.
Голове в мягком шлеме было удобно и даже приятно. Браслеты на руках совершенно не ощущались.
— Потом Диляре подарили такую бабочку, и игрушка долго стояла на столе, потом ее отдали какому-то ребенку, кто-то привел на студию ребенка, девочку… Погодите, мне же нужно про детство… Еще я помню, как мы ловили на мелководье каких-то рыбешек, а рыбешки зарывались в песок и исчезали прямо на глазах. Это были такие полосы воды, вроде длинных луж, берег, потом вода, страшной глубины… сантиметров, наверное, десять… потом опять суша, и тогда уже начиналось море. В море нас одних не пускали, а в луже сидеть позволяли… мы еще рыли узкие колодцы и доставали оттуда синий песок… У него был запах… такой, ну… вроде запаха гниения, но в нем была еще и свежесть…