Приведу интересный, на мой взгляд, пример. У меня в домашнем архиве хранятся две рецензии на роман Майкла Коуни «Здравствуй, лето, и прощай» [14]. Авторы рецензии — две великие переводчицы, замечательные мастера, много сделавшие, в частности, и в жанре фантастики. Верный принципу «никаких имен», назову их И.Г. и Н.Г. и приведу те места из рецензий, где переводчицы рассматривают одну и ту же сцену, обратившую на себя их внимание.
И.Г.:«Если не считать сцены, когда Дроув и Кареглазка в первый и последний раз становятся физически близки, которая в переводе потребует значительного смягчения, роман, безусловно, подходит для перевода… Роман «Здравствуй, лето, и прощай» очень много потеряет в посредственном, не говоря уже о плохом переводе, поскольку в нем большую роль играют лирическая интонация и определенная старомодность стиля».
Н.Г.:«Подробно, со смаком описано сближение Дроува с его подружкой. А потом они, полураздетые, идут по улицам городка, привлекая все взгляды, — и недавняя скромница, только что сыгравшая весьма активную роль, выставляет напоказ пережитое удовольствие. Мягко говоря, пересол, а вернее — отдает порнографией».
Вдумайтесь: если два переводчика так по-разному воспринимают одно и то же произведение, как же по-разному они его переведут!
Еще один маленький пример. В рассказе А.Бестера «Не из нашего мира» (перевод Б.Б.) мы знакомимся со сделанной в романтическом стиле историей трагической любви одинокого мужчины и таинственной незнакомки; в рассказе А.Бестера «Перепутанные провода» (перевод Е.К.) мы читаем о том, как дешевый ловелас подбивает клинья к глупой девице легкого поведения. Но рассказ-то один и тот же! И переводчики — оба мастера — предельно близко придерживаются оригинала. Но как многое изменится в эмоциональной окраске произведения, если, к примеру, вместо «улыбнулся» постоянно писать «ухмыльнулся»…
Как же читателю ориентироваться в море зарубежной литературы? Увы, здесь он предоставлен самому себе. Наши критики и литературоведы такими мелкими вопросами не занимаются. Их интересуют проблемы либо глобального характера, либо (и это, увы, чаще всего) совсем мелкие. Ну а подавляющее большинство рецензий состоит из двух абзацев; в первом приводят краткое изложение романа, во втором произведение объявляется хорошим или плохим. Уж совсем редко особо внимательный критик похвалит, к примеру, богатый лексикон и оригинальность стиля — совершенно не обратив внимания, что и лексикон, и стиль обеспечил неприметный переводчик. Да и что, собственно, удивляться? Ведь даже для краткого, но конкретного анализа перевода надо владеть обоими языками…
Выходит, спасение утопающих — дело рук самих?… И действительно, многие хорошие и опытные переводчики со временем обретают учеников. К сожалению, школа способна лишь помочь быстрее избавиться от технических ошибок (и это тоже крайне важно!), но никакая школа не наделит ученика талантом, если его изначально нет, не сделает из бездаря писателя, как не обязательно делает писателя Литературный институт.
О проблемах перевода можно (и нужно) писать книги (а после Норы Галь их практически не пишут). Опасаясь уйти вглубь и показаться скучным, я лишь вкратце и очень поверхностно коснулся абриса нашего дела. Можно поволноваться из-за вопиющего невежества (недавно с желанием переводить ко мне обратилась студентка-старшекурсница филфака одного из институтов; к моему удивлению, она не читала Марка Твена); можно поднять тему перевода говорящих имен и фамилий (любители Толкина знают: бэггинсы или торбинсы) или перевода географических названий (Хей-Маркет или Сенной Рынок; сейчас названия все больше транскрибируют, а ведь как хорошо звучит в «Трех мушкетерах» улица Могильщиков!); можно и порассуждать о коэффициенте эмоциональной выразительности (если экспрессивный итальянец энергично жестикулирует и страстно изъясняется, то сдержанный, чопорный британец роняет слова, в крайнем случае, лишь изогнув бровь)… Если вам интересно, мы готовы продолжить разговор. Разговор о горькой доле переводчика. И незавидной участи читателя.
Мы помогаем вам читать — тайком, исподволь. Что и как мы пишем, покрыто мраком.
Мы совершенно незаметны.
Мы, переводчики.
МНЕНИЕ
Экспертиза темы
Вообще-то можно вспомнить классическую формулировку В.А.Жуковского: «Переводчик в прозе есть раб; переводчик в поэзии — соперник» — и закрыть на этом тему. Однако нам показалось любопытным выяснить мнение писателей-фантастов, которые сами активно занимаются переводом.
Раб или соавтор — полностью зависит от качества текста, который переводишь, или, если угодно, от творческой силы создавшего его автора. В начале работы имеет место некая «прикидка»: переводчик соразмеряет свою способность изложить текст на русском языке с талантом (или отсутствием оного) иноязычного автора. Если перед ним крупный талант, позиция переводчика ближе к «рабской», но и в этом случае он должен действовать разумно и стремиться к тому, чтобы переведенный текст производил на русскоязычного читателя такое же впечатление, как на англоязычного. Если же имеешь дело с третьеразрядным писателем, не грех его приукрасить, исправить нелепости в оригинале и, возможно, добавить что-то свое.
С высококлассным текстом мне повезло единожды, когда я переводил романы «Мира Реки» Филипа Фармера. Мощный, сильный автор! Его текст так легко перекладывался — даже переливался — на русский! Другие мои переводы, например, дилогия Стерлинга Ланье об Иеро и цикл Энн Маккефри «Всадники на драконах», содержат элементы пересказа, а «Ленсмены» «Дока» Смита — это вообще пересказ. С одной стороны, можно сказать, с этими авторами я не церемонился, а с другой, льщу себя надеждой, наши читатели получили более интересные тексты. Прежде всего это касается «Дока» Смита; хоть он и классик, но дословный перевод его творений выглядел бы сейчас странно.
Так я действовал несколько лет, стараясь исправить нелепости и осовременить оригиналы, но меня терзала мысль о правомочности подобных улучшений. Понятно, что Михаил Ахманов, даже с большим напряжением, не сделает из «Дока» Смита и Стерлинга Ланье великих писателей; так может, лучше не приукрашивать их, а оставить в первозданном виде? Затем произошло событие, убедившее меня, что мой подход «имеет право быть». Ведь главное — удовольствие, полученное читателем!
В былые годы прочитал я «Саргассы в космосе» в переводе С.Бережкова и С.Витина и восхитился, какая прекрасная писательница — Нортон! Затем, когда в начале девяностых ее романы хлынули потоком, мое восхищение сменилось недоумением: автор средний и, если уместно использовать такой термин, весьма «водянистый». А позже случилось мне как-то познакомиться в Москве с женщиной-редактором серии «Мир», и я поделился с ней своим недоумением: мол, «Саргассы» — это вещь, а все остальное — на очень среднем уровне. Редактор улыбнулась и сказала: «Знаете, кто переводил «Саргассы»? Бережков и Витин — это братья Стругацкие, и они здорово потрудились над книгой Нортон!» И тогда я понял, что печать большого таланта, заметная в «Саргассах», принадлежит не автору, а переводчикам.
С тех пор я с чистой совестью пересказываю и улучшаю, коль есть к тому повод. Я не знаю, как трудились крупные мастера, подарившие нам переводы Джека Лондона, Марка Твена, Жюля Верна и других великих; я никогда не сравнивал переведенные тексты с оригинальными. Но вот с «Винни Пухом» я такую работу проделал и оценил мастерство Бориса Заходера, который тоже улучшал и пересказывал. Так что я считаю себя переводчиком заходеровской школы.
Позвольте, но ведь не зря существует понятие «подстрочник»! Какой текст так называют? Правильно: перевод, сделанный с точностью до запятой. Текст, появившийся в результате «того, как написано».
Будет ли хоть одно современное издательство его печатать? Сомневаюсь. Почему? Да потому что в «подстрочнике» утеряна большая часть художественных достоинств исходного текста. Утерян авторский стиль, который не есть «гладкопись», умение правильно строить фразу, как полагают некоторые критики. Нет, авторский стиль как раз и начинается с легких отклонений, о которых нельзя точно сказать, что «так не пишут», но которые запоминаются, легко узнаются и могут принадлежать только определенному автору, как и присущие ему интонации, его личный лексический инструментарий.