Тут Игорь Николаевич услышал плеск, повернул голову и увидел, что бородатое дитя быстро плывет к чужому берегу.
Догонять уже не было сил.
— Стой! Куда? Я сейчас так заору! Все патрули сбегутся! — предупредил он.
— Да ладно тебе… — через плечо булькнуло дитя. — Какая разница?
— Я докладную напишу!.. У тебя абонемент заберут без компенсации!.. Это не подействовало.
— И черта с два ты узнаешь, откуда они берутся!
— А я другой абонемент куплю! Я не нищий! — был ответ. Перебранка получалась какая-то дурацкая, но ничего лучше Игорь
Николаевич придумать не мог.
— А тебя в базу данных внесут! — пригрозил он. — Будешь персона нон грата!
— Какая персона?
— Поворачивай! — крикнул Игорь Николаевич этому безграмотному чудаку и, вдруг ощутив каменной тяжести равнодушие ко всему на свете, поплыл к своему берегу.
Когда он вышел на сушу, его покачивало. Он повернулся к реке и увидел, что по ней ногами вперед плывет враг в черном костюме с бей-джиком на лацкане. Игорь Николаевич только вздохнул — возможно, это был уже не первый враг, поплывший к клиенту без парфюмерной обработки. Нетрудно представить, какая утром будет головомойка.
Имело ли смысл ее дожидаться?
Он мог просто взять свое имущество в бытовке и прямо ночью навсегда покинуть Центр восточной мудрости. Насколько он знал здешние нравы, гоняться бы за ним не стали. Конечно, хрен тогда увидишь, как течением проносит мимо тебя труп врага. Но головомойка?.. Но труп?.. Но головомойка?..
Игорь Николаевич был не в состоянии что-то решить и побрел вниз по течению.
— Эй! Ты куда намылился?! — раздалось с середины реки. Игорь Николаевич ничего не ответил.
Бородатое дитя сменило курс, поплыло наперерез Игорю Николаевичу, вылезло на берег чуть позади и рысцой нагнало его.
— Ну что ты, в самом деле! Шуток не понимаешь? Ну, сходили, посмотрели… Ну, поплавали, подумаешь, событие…
Отвечать на это не хотелось. Когда взрослый мужик корчит из себя наивного младенца — даже не всякой бабе понравится. А своему брату мужику — очень скоро станет противно.
— Ну, слушай, давай по-хорошему разойдемся! — предложил оболтус. — Тебя как звать? Меня — Никитой!
Игорь Николаевич не имел никакого желания знакомиться и промолчал.
— У меня там, в раздевалке, кредитки, я на твой счет сто часов внесу! Мало, да? Полтораста! Вечерних! А то я не знаю, какого черта ты ночью вкалываешь! Вот скажи, сколько тебе за смену платят?
— Не твое дело, — буркнул Игорь Николаевич.
— Ну, десять часов, да? Двенадцать? Четырнадцать? — стал выкрикивать Никита. — Да что ты, в самом деле, надулся, как индюк! Мужик ты или где?
Игорь Николаевич отвечать не хотел, но вдруг увидел перед собой такое, что слова выскочили изо рта сами:
— Вот именно, что где…
— Мама… — прошептал озадаченный Никита.
Берег был перегорожен высокой, не менее трех метров, проволочной сеткой, заходящей далеко в воду. Ее удерживали толстые бетонные столбы, и на каждом горела слабая лампочка.
— Ничего, мелочи, мы ее по воде обогнем… — тут же придумал Никита.
— Не обогнем.
На чужом берегу царила какая-то суета — понаехали мотоциклисты, гуляли пятна света, черные силуэты сбились в плотный ком — похоже, вокруг металлического куба на ноге…
— Мамочка родная… — задумчиво сказал Никита. — Так что, нам тут до утра тусоваться?
— Выходит, так.
Они минут пять тупо простояли возле проволочной стенки.
— А ячейки крупные… — заметил Никита. — Слушай, может, выдержит?
И, не желая ждать возражений, тут же начал карабкаться на стенку.
Сверху, наверное, со столба, раздался негромкий вой.
— Ну что ты за идиот! — воскликнул Игорь Николаевич.
Но было поздно — с того берега на них нацелили фару. Поймали или нет — неведомо.
Никита сорвался со стенки и кинулся в кусты, Игорь Николаевич — за ним.
— Ну все, с меня хватит. Пошел сдаваться, — сердито сказал Игорь Николаевич.
— Куда еще сдаваться?
— На ближайший распределительный пункт, — с совершенно казенной интонацией ответил Игорь Николаевич.
— И что? — растерянно спросил Никита.
— И все. Напишу докладную, как за тобой гонялся. Может, не выгонят.
— И напишешь?
— И напишу. Как ты меня подставил.
— Я тебя подставил?! — возмутился Никита.
— А то кто же. Я из-за тебя работу терять не собираюсь.
Тут произошло чудо — Игорю Николаевичу понравился его собственный голос, понравилось, как сложились вместе и зазвучали слова. Оказывается, можно говорить о своих правах, не извиняясь каждым звуком и взглядом за то, что живешь на этом свете, и не поддаваясь на этические провокации. Это было странно для него — но приятно.
— Так тебе же самому интересно было… — безукоризненно правдиво заявил Никита.
— Что — интересно?
— Откуда они приплывают.
Вот тут-то Игорь Николаевич и потерял наконец терпение. Он и не подозревал, что способен кричать на человека.
— Мне наплевать, откуда они приплывают! Мне — начхать! Мне все равно, откуда приплывет труп моего врага! Мне все равно, откуда он возьмется! Мне нужен труп моего врага, и я за это деньги плачу, я за это вкалываю!
— Ну, тихо, тихо… тихо, говорю… услышат же… уже услышали!
Луч пронзил кусты — возможно, в сплетении дохловатых веток нарисовались два съежившихся, как коты на заборе, силуэта. А может, и нет — но все равно сделалось страшновато.
Никита вскочил, дернул Игоря Николаевича за руку и потащил его прочь, вдоль железной сетки — в колючие заросли. Кажется, это был шиповник — Игорь Николаевич, потомственный горожанин, крайне редко соприкасался с шиповником, и аромат, непохожий на аромат магазинных роз, ничего ему не сказал.
Через несколько метров они вывалились из зарослей, им под ноги подвернулась ровная дорожка, и они, не задумываясь, понеслись по ней, что есть сил. Потом потихоньку перешли на шаг и метров с полсотни брели, пыхтя и отдуваясь.
— Если я из-за тебя отсюда вылечу… — сказал Игорь Николаевич, а на большее не хватило дыхалки.
— Ну и что ты мне сделаешь? Купишь новый абонемент… пуф-ф… и сядешь на берегу ждать… пуф-ф-ф… мой труп?
— Тихо…
Они вышли на открытое место, невольно остановились и, опять же невольно, переглянулись.
Перед ними была лужайка, а за ней — белый павильон, словно фарфоровый или же словно изваянный из лунного света, словом, невозможно красивый и, как им показалось, подвешенный в воздухе. Силуэтом он напоминал пагоду, в высоких окнах горел свет.
— Мама, это что? — спросил потрясенный Никита.
— Тихо… — повторил Игорь Николаевич. Ему было не до красоты — имея неплохую зрительную память, он тем не менее не мог припомнить, чтобы в «Береге надежды» или в «Свете ожидания» публиковалась такая прелестная картинка, а ведь эти издания использовали все, что хоть как-то годилось для рекламы. Стало быть, павильон подозрительный. И лучше близко не соваться.
Однако неуемный Никита подкрался, вернулся и доложил — павильон стоит на мостике, оседлавшем ручей, а ручей, кажется, впадает в реку. Вот потому и казалось, будто домик подвешен.
Игорю Николаевичу тоже стало любопытно — почему вдруг на мостике? Места, что ли, мало?
Они вдвоем подкрались поближе, и очень вовремя — дверца в нижнем ярусе павильона отворилась и по пандусу, очень похожему на детскую горку, в ручей ногами вперед съехало тело в черном костюме-тройке и со скрещенными на груди руками. Оно уплыло по ручью туда, где у самого устья из темноты вышел человек в юкате и повязке, багром развернул его так, чтобы оно красиво уплыло в реку.
— Еще один враг… — в беспредельном отчаянии пробормотал Игорь Николаевич, и вдруг его озарило — они с Никитой забрались уже довольно высоко, может статься, этот враг должен плыть в какой-то другой рукав, где его ждет совсем другой парфюмер. Вот было бы здорово…