Выбрать главу

Пыльные и усталые, они были сразу же доставлены к королеве Яльде. В юности ее называли Яльда с Голосом Горлинки и в традиционных формах восхваляли ее красоту; но от ее юности теперь остались лишь отдаленные воспоминания. Яльда изменилась. Теперь это была статная хмурая женщина с волосами цвета пепла и челюстью щелкунчика.

Ее манеры были под стать внешности. Даже не взглянув на своего измученного путешествием сына, она встретила Кедригерна резким вопросом.

— Кто эта женщина? — спросила она голосом, при звуке которого вспоминалась скорее ворона, нежели горлинка.

Крылья Принцессы прикрывал плащ. И хотя она устала не меньше остальных, но была потрясающе красива, возможно, даже слишком, для того чтобы счесть ее волшебницей или женой волшебника. Черные волосы отливали блеском, голубые глаза горели, а услышав вопрос Яльды, она крепче стиснула белые зубы.

— Это моя жена. Женщина королевской крови и к тому же искусная волшебница. Мы работаем вместе, — ответил Кедригерн.

— Я нуждаюсь лишь в ваших услугах, — произнесла королева.

Низко поклонившись, Кедригерн сказал:

— Мы работаем вместе, Ваше Величество, или не работаем вообще.

Королева Яльда посмотрела на них обоих и бросила быстрый сердитый взгляд на сына.

— Ваши речи весьма дерзки, волшебник, — заметила она.

— Таковы мои условия, Ваше Величество.

Королева подумала, заметно нахмурилась, затем сказала:

— До свадьбы осталось всего пять дней. Сумеете ли вы помочь Тарпашу? Будьте откровенны, волшебник.

— Я должен увидеть Его Величество, прежде чем дам ответ.

— Считается, что вы великий волшебник — можете ли вы наложить заклятие, или снять заклятие, или сделать что-то в этом роде? Что-то быстродействующее?

— Я и вправду великий волшебник, Ваше Величество. И именно потому ничего не делаю в спешке. Великий волшебник никогда не снимает заклятия или чары, пока не узнает, с какими заклятиями или чарами имеет дело. Могу я увидеть короля? — терпеливо повторил Кедригерн.

— Его Величество спит, и я не хочу, чтобы его беспокоили. Он очень резво играл сегодня и пропустил дневной сон, — сказала королева.

— Тогда, возможно, вы расскажете мне? Я должен точно знать, что произошло.

Королева Яльда тайком оглядела зал, затем поманила Кедригерна поближе. Понизив голос, она сказала:

— Мы не знаем. Его Величество был вполне здоров за завтраком. К полудню он лишился разума.

— Где Его Величество провел утро? — задал вопрос Кедригерн.

— Король был в казначействе.

— Считал деньги?

— Разумеется, нет. Для этого есть люди у казначея. Король отправился в казначейство отдохнуть.

— Его кто-нибудь сопровождал?

— Король никогда никого не берет с собой. Он любит уединение. Он побыл какое-то время в казначействе, затем пошел посидеть под своим любимым деревом. Стоял чудесный солнечный день. На небе ни облачка.

— Понимаю, — пробормотал Кедригерн, задумчиво потирая подбородок. На самом деле он не понимал ничего. Непроницаемая пелена усталости окутала его мозг. Желудок был пуст, как пропасть, кости болели, он готов был рухнуть от усталости, но держался изо всех сил, чтобы не ударить в грязь лицом. — Где находились вы и принц? — спросил он.

— Я была в маленькой гостиной, когда мне доложили о трагедии. Я только закончила второй завтрак, — ответила королева.

— Хлеб и мед, полагаю, — доверительно заметил Кедригерн.

— Смородинный пирог со сладким вином, — недовольно поправила его Яльда. — Хлеб с медом — неподходящая еда для людей королевской крови. Это слишком простонародно.

Принцесса, которая иногда любила съесть кусок хлеба с медом, бросила на нее мрачный взгляд, но ничего не сказала; ей было слишком скучно спорить о чем-либо, не касавшемся вопросов жизни и смерти. Она только зевнула.

— А где были вы, принц Миддри?

— Я провел утро со своими портными. Было прекрасное утро. Отличное утро для верховой езды. Но они настояли на примерке, — ответил принц.

— А как вы узнали о случившемся?

— Мать отправила посыльного прямо ко мне.

— Да, конечно, — сказал волшебник, кивая. Он обернулся к королеве. — Можете ли вы пересказать мне точно слова посыльного?

— Нет. Он что-то бормотал. Когда я наконец заставила его прийти в себя, он сказал, что король сидит под дубом около казначейства и ест гусеницу… Когда я приблизилась к королю, он натянул ботинок себе на голову и попытался надеть перчатку на ногу. Я ужасно встревожилась.

Миддри, широко и звучно зевнув, сказал:

— Мама, человек не должен так утомляться. Давай отложим разговор до утра.

— Но я вовсе не устала. Дорога каждая минута.

— Зато устал я. У меня было долгое и трудное путешествие. Я не вылезал из седла с рассвета.

— Подумай о королевстве, мой мальчик! Подумай о свадьбе. Подумай о своем отце. Соберись, — сурово ответила Яльда.

— Ваше Величество, мы все устали. Расколдовывать лучше всего, когда ты отдохнул и твой ум обострен. Усталость может быть опасна для колдовства, — сказал Кедригерн. Зевок подтвердил его слова.

— А промедление может быть опасно для королевства, волшебник, — уколола его королева Яльда.

— У нас остается еще пять дней, Ваше Величество.

— Если вы станете дожидаться утра, у нас останется только четыре дня.

— Поверьте мне, Ваше Величество… — настаивал Кедригерн. После откровенного зевка, который тут же был повторен Принцессой и принцем Миддри, волшебник продолжал: — Первым делом с утра я переговорю с королевским врачом. А затем осмотрю Его Величество — если он не будет спать.

Яльда окинула сердитым взглядом всех троих. Наконец она пробурчала:

— Хорошо. Вы свободны. Завтра я разбужу вас с первым криком петуха, волшебник, — вас и вашу искусную спутницу.

Принцесса не произнесла ни слова, пока они не остались одни в отведенной им комнате, куда она вошла широкими шагами, сжав губы и сузив глаза. Когда дверь закрылась, она обернулась к Кедригерну.

— Эта королева сама заслуживает проклятия, и я готова произнести его! Никогда в жизни мне не доводилась видеть такую сварливую, грубую бабу! Если она думает, что я пальцем пошевелю, чтобы помочь…

— Дорогая, Яльда сбита с толку. Мы видели ее не с лучшей стороны, — начал Кедригерн самым умиротворяющим тоном. Он раскрыл объятия, пытаясь утешить Принцессу, но она взлетела на каминную доску и встала там, скрестив руки на груди и глядя вокруг холодным взглядом.

— Лучшая сторона? Ха! — сказала она, презрительно качая головой.

— Подумай, в каком она напряжении. Ее муж потерял разум, счастье сына в опасности, ее королевство…

— Так ли уж она заботится о счастье Миддри. Ты видел, как она с ним обходится?

— Да, но…

— Неудивительно, что он боится, как бы свадьбу не отменили. Он ждет не дождется, чтобы удрать из этого дома и от этой ужасной женщины!

— Я уверен, Миддри действительно любит Белсирину. Он при любой возможности восторженно говорит о ней.

— Разговоры. Всего лишь разговоры. Он просто хочет уехать отсюда. И, по правде говоря, его трудно винить, — заключила Принцесса. Она слетела с каминной доски и встала у раскрытого окна.

— Тогда мы должны сделать все возможное, чтобы помочь королю Тарпашу. Помочь ему — значит, помочь Миддри.

Принцесса летала взад и вперед перед окном, то и дело взмахивая крыльями, — она всегда так делала, когда глубоко задумывалась. Неожиданно она остановилась и сказала:

— А как с бедной девочкой? Оказать помощь Миддри — это прекрасно. Но Белсирине придется иметь дело с этой зубастой рыбой. Да и будущий ее муж не такой уж подарок.

— Вероятно, эта молодая леди знает, во что ввязывается, дорогая. Возможно, она влюблена. Возможно, она выходит замуж ради своего королевства. Не думаю, что нам следует вмешиваться в частные дела.

Принцесса не была в этом убеждена, но и она, и Кедригерн слишком устали, чтобы спорить дальше. Слуга принес им поднос с хлебом, сыром и фруктами, и они поели с большим аппетитом, потом улеглись в постель и мгновенно уснули.