Выбрать главу

— Дэвид…

Это Мэгги. Она притягивает его к себе, и я чувствую запах согласия. Они сбиваются в кружок возле Сьюзан и несколько минут молча думают. Я искренне рад за них, но спешу отойти на несколько метров вдоль ручья, не дожидаясь, когда меня об этом попросят. Ведь я теперь одиночка.

Ручеек петляет и извивается. Я перелезаю через ствол упавшей сосны, обрушивая на землю целый водопад рыжих иголок. Дыхание повисает в сыром воздухе облачками пара. Мне уже не холодно: такое чувство, будто я оттаиваю.

Вскоре ручей становится шире и, поднимая тучу белых брызг, падает вниз со скалистого уступа. Теряясь в тумане, впереди расстилается долина. А километром ниже ручей впадает в реку. Берег реки каменистый и дикий, но снега там куда меньше. И склон не такой крутой.

В этот экстремальный поход мы выступали из базового лагеря, расположенного возле реки. Логично предположить, что это та же самая река. А значит, она выведет нас к лагерю.

Я поспешно возвращаюсь. Четверо Джулианов уже стоят порознь — видимо, согласие достигнуто. Дэвид впрягается в салазки.

Спрашиваю:

— Вы готовы?

Они оборачиваются: их лица спокойны. Впервые после разъединения цепочки им удалось прийти к общему мнению. Добрый знак.

— Мы возвращаемся за Алией и Рен, — объявляет Дэвид.

На миг я замираю, лишившись дара речи. Ложное согласие! То, что мы так долго учились распознавать и избегать. Видно, горечь утраты нарушила мыслительные процессы…

Приняв мое молчание за согласие, Дэвид тащит салазки со Сьюзан вверх по течению.

Я стою в замешательстве. Противостоять достигнутому согласию я не вправе. Делаю нерешительный шаг вперед, но тут же останавливаюсь.

— Нет! Вы этого не сделаете.

Все четверо смотрят на меня, как на пустое место. Нет, это не ложное согласие. Это безумие!

— Мы должны вновь обрести целостность, — говорит Дэвид.

— Стойте! Вы пришли к ложному согласию!

— Откуда тебе знать? Ты вообще не способен на согласие. — Эти жестокие слова для меня, как пощечина.

Они уходят. Я преграждаю им дорогу, упираясь руками Дэвиду в грудь.

— Если вернетесь на гору, погибнете. Вы не сможете ничего сделать.

Ахмед отталкивает мою руку.

— Мы должны вернуться к Алие и Рен.

— Кто у вас был ответственным за этику? — спрашиваю я. — Наверное, Рен? Значит, потому-то вы и пришли к ложному согласию? Одумайтесь! Вы все умрете, точно так же, как Рен и Алия.

— У нас не было специалиста по этике, — тихо произносит Мэгги.

— Там, в конце оврага, я видел реку. Мы в двух шагах от лагеря! Если повернуть назад, нам уже никогда отсюда не выбраться. Допустим, к ночи мы поднимемся на гору. Что дальше? Еды нет. Палатки тоже. Да мы просто погибнем!

Вместо ответа — шаг вперед.

Я толкаю Дэвида, он падает. Сьюзан кричит, когда носилки ударяются о камни.

— Вы пришли к ложному согласию, — упрямо повторяю я.

Воздух наполняется феромонами, в основном моими: это «вето» — сигнал, который все мы знаем, но редко используем. Дэвид набрасывается на меня с кулаками, но я останавливаю его руку. Сильный здесь я.

— Мы идем вниз, — объявляю я.

Скулы Дэвида сводит от напряжения. Он оборачивается к остальным, и все четверо пытаются прийти к согласию.

Я расталкиваю их, разрывая контакт. Пихаю в спину Ахмеда и Мэгги.

— Никакого согласия! Мы выступаем сейчас же!

Подхватываю салазки и волоку Сьюзан вниз по течению ручья.

Оглядываюсь назад: трое Джулианов стоят и смотрят мне вслед. Потом идут за мной.

Может, я тоже принял неверное решение. Может, я погублю нас всех. Но это единственное, что я могу сделать.

Путь по ущелью — тяжелое испытание для Сьюзан: местами снег совсем стаял, и носилки скребут по голой земле. Ловлю себя на том, что мысленно успокаиваю ее, хотя она не в состоянии понять моих мыслей. На уровне феромонов между разными цепочками возможен обмен лишь простейшими эмоциями, да и то не всегда. Я перестраиваюсь на ощущение оптимизма — может, феромоны хотя бы этого простого чувства она поймет.

Оборачиваясь время от времени, я каждый раз вижу бредущую позади троицу. Я грубо разорвал едва-едва восстановившуюся связь, и остается только надеяться, что ущерб не окажется непоправимым. Что ж, судить об этом будут доктора Института. Быть может, этот квадрат еще удастся спасти. В отличие от меня. Должно быть, мне придется эмигрировать в один из европейских или австралийских анклавов.

Дорогу преграждает нагромождение валунов, окруженное булыжниками поменьше. Протащить по ним салазки не получится.

— Беритесь с двух сторон, — приказываю я Ахмеду и Дэвиду. Салазки превращаются в носилки. Я замедляю шаг, и вместе мы кое-как движемся дальше.

Лес постепенно меняется. Вместо сосен вокруг теперь клены. Я то и дело поглядываю на небо — не покажется ли спасательный флаер. Но почему нас не ищут? Неужели мы ушли так далеко? А может, наоборот, они прекрасно знают, где мы? Нашли нас ночью, увидели, что обе цепочки распались, и бросили на произвол судьбы.

Паранойя застилает глаза, и я спотыкаюсь о какой-то камень. Нет, не могут они быть так жестоки. Мойра говорит, все, что с нами происходит — это испытание. Неужели еще одно? Неужели они готовы погубить целую цепочку ради того, чтобы проверить остальных? Не могу поверить…

На краю четырехметрового обрыва наш ручей впадает в горную реку, соединяя свои невеликие силы с энергией стремительного потока. Пологого спуска я не вижу. Приходится снять Сьюзан с салазок и помочь ей спуститься по острым камням. Они, вдобавок ко всему, мокрые и осклизлые. Я поскальзываюсь, и мы летим вниз — всего лишь с метровой высоты, но от удара перехватывает дыхание. Сьюзан падает на меня и вскрикивает от боли.

Откатываюсь в сторону и пытаюсь отдышаться. Ахмед и Дэвид уже здесь, помогают нам подняться. Я не хочу вставать. Во мне больше нет силы, только слабость и боль.

— Поднимайся, — говорит Дэвид. — Надо идти.

В глазах мутится, кружится голова. Боль в груди почему-то не проходит. Как будто нож воткнули… Наверное, я сломал ребро. Я едва держусь на ногах, но Ахмед не дает мне упасть.

Сьюзан тоже удалось встать, и мы снова ковыляем по плоским камням обмелевшего русла. Через пару месяцев, весной, зальет всю округу.

Мы обходим большой валун, и в нос ударяет густой запах.

Медведь. Почти такой же огромный, как этот валун. Нет, целых три медведя ловят рыбу в обмелевшей реке. И самый крупный не дальше пяти метров от нас.

Воздух наполняется запахом страха. Во мне оживают боевые рефлексы, и боль уходит из тела холодным дождем.

Похоже, медведи удивлены не меньше нашего. Ближайший к нам зверь поднимается на задние лапы. На четвереньках он был мне по грудь, в вертикальном положении — на метр выше. Плюс шестисантиметровые когти.

Мы медленно пятимся. Убежать от медведя на открытой местности нереально. Единственная надежда — броситься врассыпную.

Бегите кто куда, — посылаю я мысленный сигнал, забывая, что эти четверо не из моей цепочки.

— Разделяемся и бежим врассыпную, — повторяю я вслух.

Медведь вдруг замирает. Сперва я думаю, что это реакция на мой голос, но после вспоминаю запах… Феромоны! Значит, это не дикий зверь.

Привет, —посылаю я ему самую простую мысль.

Огромные челюсти захлопываются, и медведь вновь опускается на все четыре лапы.

Не еда? —посылает он в ответ.

Мысль более чем простая. Я понимаю медведя так же легко, как звенья родной цепочки.

Нет, не еда. Друзья.

Медведь внимательно оглядывает нас блестящими карими глазами и, прежде чем отвернуться, словно бы пожимает плечами.

Иди.

Я двигаюсь следом, но меня останавливает страх, исходящий от четверки Джулианов. Они, видимо, не почувствовали медвежьих мыслей.

— Идем, — говорю я им. — Никто не собирается нас есть.

— Ты… ты их понимаешь? — изумляется Дэвид.