Журнал
«Если», 2006 № 06
ПРОЗА
Владимир Михайлов
Повесть о лазурной принцессе
Часто приходится слышать о сложности мира. На самом деле он устроен очень просто — во всяком случае, в пределах нашей Галактики, а относительно других есть основания полагать, что и их структура такова же — с небольшими, может быть, отклонениями.
Речь, как вы понимаете, идет не о физике — с ней все (в доступных нам пределах) более или менее ясно, а о той стадии развития материи, которую мы называем жизнью. Ошибочно считать, что существует нечто, не являющееся живым. На самом деле все живо, только проявляется жизнь для разных структур по-разному, одно лишь людское высокомерие не позволяет нам понять это. На деле, повторяем, все устроено разумно и просто. Существует система конструирования жизнеспособных моделей (ее адрес — Срединные миры, или Ядро, с наших задворков не наблюдаемое), затем — полигоны, числом тридцать восемь (всего-то!), расположенные в разных витках туманности, в которой мы обитаем. Восемь из них составляют первую группу — по многообразию существующих на них природных условий, которые позволяют подвергать новые модели живых существ испытаниям в широчайших диапазонах. Остальные три десятка обладают более ограниченными возможностями.
А далее — небесные тела, на которых жизнь (мы намеренно ограничиваем себя, говоря только и исключительно о жизни белковой) может существовать и развиваться, пусть и в разных формах. Из боязни ошибиться не станем называть точного их числа — но, во всяком случае, их на многие порядки больше, чем мы привыкли считать. Каждая новая конструкция жизни проходит испытания на одном из полигонов в условиях, какие существуют в том мире, для которого новая модель предназначена. Если испытание пройдено, конструкторы переходят к формированию пакета для этого небесного тела, поскольку любая модель может существовать только в гармонизированной среде: скажем, плотоядные не могут жить там, где нет травоядных, а тем нужна растительность, а ей… ну, и так далее. Когда такой пакет удается собрать — происходит освоение намеченного тела, и во Вселенной становится одним обитаемым миром больше. В дальнейшем он станет совершенствоваться, конструкции — развиваться, туда будут подселяться новые модели, некоторые же, напротив, изыматься, но это уже детали. В общем же население таких миров весьма стабильно.
Что же касается полигонов, особенно первой восьмерки, то там движение живых конструкций происходит постоянно. Испытание одних завершается — и, значит, в скором (геологически) времени они (не все особи, конечно, поскольку за время обкатки конструкции успевают размножиться иногда весьма значительно) переносятся туда, куда и предполагалось, остальные же, оставшиеся на полигоне, достаточно быстро вымирают — поскольку конструкторы отключают у них репродуктивную функцию (как это произошло, к примеру, с динозаврами на Полигоне-шесть; сейчас эти конструкции живут в свое удовольствие в другом витке нашей Вселенной). А освободившееся после них место занимает новая модель, намеченная совсем для другого мира.
Модели могут обладать любой степенью сложности, от простейших до тех, что (по нашей терминологии, не Конструкторов!) наделены разумом; таких моделей — «разумных» — на сегодня насчитывается двадцать семь, и двадцать одна из них конструктивно имеет очень мало общего с нами — и между собой тоже. Мы с вами в списке Сущностей числимся под номером восемнадцатым. Не потому, что были созданы и запущены раньше чем, скажем, тысячные номера, но по той лишь причине, что первые сто позиций на Большом листе заранее отведены для моделей разумных, и семьдесят три из них еще никем не заняты. Вот так все просто на самом деле, но простые вещи часто оказываются самыми сложными для понимания.
В результате мы об этом ничего не знаем и знать не желаем: всякому разуму свойственно считать себя единственным и главным, вот почему он нередко ведет себя так, словно ему все дозволено. С этим недостатком даже сами Конструкторы до сих пор не могут справиться, хотя ощущение своей созданности заложено, ими в разум изначально. Дело в том, что Конструкторы не Боги, сам же Верховный Творец предпочитает не вникать в детали. А любой материал всегда сопротивляется обработке.
По этой причине нередко в процессе обкатки моделей возникают неприятные ситуации, в частности — когда одна конструкция начинает угрожать другой, рискуя сорвать испытание. Как это получилось, например, с Тригом Егером на полигоне номер шесть, известном нам как планета Земля.
Не слышали эту историю? Ну, вот она.
И все-таки одно место еще оставалось свободным. Это было досадно. Это было обидно. Даже более: трагедией это было — или во всяком случае могло обернуться подлинной драмой. Это мешало жить. Настолько, что чем дальше, тем меньше хотелось заходить в комнату, которую Трилогий про себя называл не иначе как Залом Славы, хотя официально она именовалась всего лишь большой гостиной. До того не хотелось, что он приказал даже пробить еще одну дверь в соседней столовой, чтобы можно было входить туда прямо из холла, минуя Зал. Потому что стоило ему переступить порог, как голова невольно поворачивалась и взгляд, сколько ни удерживайся, сам собой обращался к зияюще пустому месту на противоположной двери стене; месту, давно уже предназначенному для того, чего хозяину не хватало для полного счастья, для сознания, что жизнь прожита не зря и его предназначение в этом мире выполнено наилучшим, мало того — единственно возможным способом.
Правда, достаточно было в этот миг закрыть глаза — и внутреннее зрение Трига Егера мгновенно позволяло увидеть эту пустоту уже занятой.
Конечно же — ею, головой Лазурного слона.
Пока она не займет предназначенной ей части стены, задачу жизни никак нельзя будет считать выполненной.
Трилогий Егер с молодых лет мечтал о славе.
Он не то чтобы надеялся; нет, был совершенно уверен в том, что именно для нее, всемирной, всеобъемлющей, небывалой, он и был прислан в этот мир. Пожалуй, только этим могло оправдываться само существование этого мира, у которого, право же, не имелось других оснований считаться лучшим из миров, как издавна уверяли некоторые.
Трилогий не только мечтал о славе; он к ней готовился. Первый шаг на тернистом пути он сделал еще в ранней юности: унаследованную от родителей фамилию Пончик сменил на Егер. Новое сочетание звуков уже само собой говорило о твердом и решительном характере (краткость), сильной воле (сочетание звуков «Г» и «Р»: гора, грубость, гром, гранит, грандиозность, да мало ли), а незримый, но ясно слышимый острый звук «Й» в самом начале указывал на концентрированность и точность каждого действия — как острие шпаги или, современнее, летящая пуля. С предстоящей всемирной славой Пончик никак не монтировался, слово это не вызывало ни почтения, ни страха, ни безоговорочной преданности — ничего, кроме снисходительной улыбки. Егер — другое дело. Трилогий не представлял себе толпу, самозабвенно возглашающую: «Слава тебе, Пончик!». Зато «Великий Егер» — звучало ничуть не хуже, чем «Аве, Цезарь» или, скажем, «Да здравствует товарищ Сталин!». Ничем не хуже.
Имени своего он менять не стал, но вдвое сократил его, из Трилогия превратившись в Трига. Триг Егер — так вполне мог называться глава государства, великий полководец либо, на худой конец, экранная или эстрадная звезда.
Неизбежность такой судьбы ощущалась настолько точно, что Триг Егер (пусть уж будет так, как ему хочется) далеко не сразу стал задумываться — а на какой, собственно, стезе его эта слава поджидает? Отчего-то долгое время ему казалось, будто все, что он должен делать, это — ждать. Возникнув где-то в глубине пространственно-временного континуума, Слава, следуя предначертанным путем, придет к нему, крепко обнимет и вознесет на своих мощных крылах так высоко, как никого и никогда раньше.
Мир, называемый Инола (это мы так придумали, на самом деле у него совершенно другое имя, но мы не уполномочены раскрывать его, как и его галактические координаты; впрочем, и выговорить его правильно нам было бы не под силу), уже заселенный очень неплохим гармоничным пакетом живых конструкций, созрел наконец для принятия в свои пределы модели, наделенной разумом.