Из-под войлочного покрова высунулось длинное щупальце, темное с одной стороны и белое с другой. На белой стороне щупальца виднелись присоски, похожие на темные розочки. Щупальце, извиваясь, повисело в воздухе, коснулось воды. Кони всхрапнули, колыхнулись испуганно, но Шкурин твердой рукой удержал их на месте.
Вслед за щупальцем показалось бугристое темное тело, круглые, лишенные радужной оболочки глаза внимательно огляделись вокруг, и тело скользнуло на песок. Вытягивая конечность, спрут добрался до воды, на секунду, словно прощаясь с людьми, приподнял одно щупальце, остальные же уже стремились навстречу ждущим глубинам. Набежавшая легкая волна окатила спрута, некоторое время он лежал неподвижно, всеми своими конечностями выбрасывая темные водоросли из жаберного мешка, потом он стремительно нырнул в воду, уходя в теплое море. Некоторое время его темное тело возвышалось над водой, потом его не стало видно, и только цепочка пузырьков показывала путь Гостя, пока он не ушел на глубину.
Челеб Оглы почувствовал облегчение. Напряжение последних дней исчезло, сейчас он чувствовал хмельной восторг, какой испытывает цыган после удачной кражи. Теперь он был волен в своих поступках. До следующего Гостя. В конце концов, встреча и проводы Гостя были одним из законов табора, и этого не могла изменить даже грядущая зимовка.
— Баба с воза, кобыле легче, — проворчал Шкурин. — Ну, хозяин, трогать? Табор ждет!
А вечером, когда табор встал на ночь, когда мужчины зашлепали картами у костра, а Знатка начала рассказывать детям очередную страшную сказку, когда сытный запах кулеша начал будоражить ноздри, а первые звезды принялись подмигивать с небес, внимательно рассматривая землю с непостижимой космической высоты, покинул табор и Шкурин. Пожал шершавую ладонь Челеба Оглы, подмигнул ему хитровато, не чокаясь, опрокинул свой стакан в широко раскрытый рот, подмигнул без улыбки:
— Ну, за свободу?
Неизвестно, что имел он в виду, но Челеб принял его слова на свой счет. Барон и в самом деле чувствовал себя свободным.
Челеб проводил его взглядом и неожиданно подумал, что наконец-то ему перестанут сниться странные и страшные сны. Устала его беспокойная душа. Хотелось быть и в самом деле свободным.
Ну, хотя бы до следующего Гостя.
Шкурин поднялся на косогор и остановился.
Отсюда он видел медленно темнеющую полоску горизонта, над головой сияло звездами небо, а внизу, в котловине, смутно белели кибитки цыган.
Это они здорово придумали, с неожиданной завистью подумал Шкурин. Надо же — цыганский табор! Вечные странники. Лучшее средство передвижения для пешей разведки трудно было представить. Главное, заставить их идти по намеченному тобой маршруту. Это перспективно. Это обязательно надо будет отметить. И использовать в дальнейшем. Они достаточно внушаемы: раз могут воспринимать сны, смогут воспринимать и мысли. А сделать их своими глазами и ушами совсем несложно — женщинам раздать украшения, которые они будут носить постоянно, мужчинам изготовить по красивой серьге, чтобы, не снимая, таскали в ухе.
И следовало обязательно отметить в докладе, что планету населяют две разновидности разумных существ. Две, а не одна. Одни населяют сушу, и силы их, как и военный потенциал, легко оценить. Но есть еще один вид, который населяет морские глубины, но уже ведет активную разведку суши. Вот об этом виде ничего неизвестно. Совсем ничего. А это означает, что пока неясно, с кем на планете вести переговоры, где чьи козыри старше — под водой или на суше. Он поймал себя на том, что мыслит земными категориями, и грустно усмехнулся. Воистину привычка — вторая натура. Не всем в Доктринате отсрочка придется по вкусу, но лучше потратить время и провести дополнительные исследования, чем попасть под возможные торговые ограничения. Равноправно живущие на одной планете расы должны иметь одинаковые торговые права. Значит, надо изучить местный океан. А для этого надо найти морских обитателей, которые передвигаются в воде безо всяких ограничений. Нужны были бродяги по духу. Он добросовестно попытался вспомнить вид водных животных, который подпадает под это понятие. Одним мешала соленость воды, другим — температура, третьим…
Пожалуй, дельфины подходят больше всего. Что ж, будем работать с цыганами местных морей — дельфинами.
Шкурин стоял в раздумье на косогоре над медленно засыпающим табором. В ночной тишине слышался шум теплых морских волн, лениво набегающих на берег, неровный топот копыт и редкое ржание довольных свободой лошадей.
Медленно и неотвратимо в небе расцвела эфемерная многоцветная медуза, сквозь которую видны были темное небо и звезды. Медуза спланировала вниз, выпуская гибкие щупальца светоконечностей.
Он стоял на виду — на самой возвышенности, — поэтому летающая тарелка легко подхватила его, втянула в Малое Содружество и стремительно понеслась в звездную высоту.
Кирилл Бенедиктов
Эль Корасон
Это легенда о драгоценности, затмившей собой все чудеса Нового Света.
Много веков назад жрецы безымянного народа, обитавшего в горных долинах Анд, поклонялись ей как воплощению Орла, Пожирающего Души.
Покорившие безымянный народ инки назвали ее Глазом Пачакамака, Властелина Всего Сущего, и отвели ей украшенный золотом придел в главном храме своей империи. Испанцы, сокрушившие инков, потеряли в борьбе за обладание ею больше доблестных воинов, чем пало при штурме заоблачных цитаделей Вилкабамбы. Они дали ей имя El Corazon, что значит «Сердце».
Так станем называть ее и мы.
Дождь начался, когда капитан Анненков добрался до перевала Понго-Понго. Точку перевала отмечала бесформенная груда камней высотой в рост человека, на местном наречии — апачета. Древний индейский обычай велел проходившим здесь путникам оставлять камень или принесенную из долин горсть земли в знак благодарности божеству — покровителю горных троп. Само божество — какое-нибудь вытесанное из базальта идолище поганое — наверняка пряталось неподалеку, в укромной расщелине или пещерке. Ревниво следило оттуда за капитаном: положит он скромное приношение в общую кучу или пренебрежет.
Капитан пренебрег.
И немедленно за это поплатился. Божество разгневалось, затопало каменными ногами, зашумело, засвистело разбойничьим посвистом. Поднялся ветер, небо, только что прозрачное и бездонное, затянуло тяжелыми фиолетовыми тучами с багровой окантовкой, беззвучно заблистали молнии. На капот «Мегги» упали первые крупные капли дождя.
— Чертова кукла, — выругался капитан по-русски. — Только ливня мне и не хватало!
Он осторожно выжал сцепление и, подтормаживая, повел «фордик» по круто спускающейся вниз дороге. Дорога и в лучшие времена была так себе: неровная гранитная кладка времен инков, совершенно неприспособленная для колесного транспорта двадцатого столетия. Теперь же, под проливным дождем, и вовсе напоминала смертельный аттракцион в цирке Барнума.
— Железка американская! — бормотал Анненков, чудом удерживая «Мегги» на скользкой дороге. — Вот только попробуй снова заглохнуть, на детали разберу!
Впереди яростно сверкнуло, открылся усеянный крупными валунами склон, а за ним черный провал — ущелье реки с непроизносимым индейским названием. Ник утверждал, что десять лет назад специально выписанные из Англии инженеры перебросили через ущелье стальной мост новейшей конструкции. Мост этот столь широк, хвалился Ник, что по нему могут проехать в ряд четыре грузовика «Даймлер Моторен Гезельшафт». Строительство обошлось недешево, зато теперь хлопок с плантаций сеньора де Легисамо без задержек попадает на склады Трухильо, откуда на баржах сплавляется в Манаус.
В небесах снова беззвучно вспыхнул ветвистый электрический разряд. В его неверном свете тускло блеснули свинцом покореженные останки громоздкой металлической конструкции, торчавшие из каменной осыпи, словно осколки вставной челюсти сказочного великана.
— Это, что ли, мост? — недоуменно спросил сам себя капитан, протирая свободной рукой глаза. — Ох, не нравится мне этот мостик…