— Но Корзина держится?
— Да. — Сайло позволил себе кислую улыбку. — Теперь физики говорят, что это электромагнитное излучение есть важнейшая часть силовой матрицы Корзины. И даже малейшее воздействие на него недопустимо. Несмотря на тот факт, что оно заглушает все суммарные передачи человечества на той же полосе частот. Оно их попросту затапливает.
— Но почему?
Сжатые губы Сайло едва шевельнулись, выплюнув единственное слово:
— Оно.
— Получается, что это…
— Стрелец. Ведь именно он подбросил нам данную схему.
— Но зачем ему?… — Она смолкла, испытывая противоборство эмоций.
— Зачем? Мощнейший сигнал, который сейчас посылает Юпитер — это модифицированная версия исходного Послания, принятого от Стрельца.
— Юпитер передает их Послание?
— Четко и громко. В направлении плоскости Галактики.
— Значит, он соорудил Корзину, чтобы заново передать своих предков, своих создателей…
— Нам преподали урок, возможно, гораздо более важный, чем доставшаяся физикам информация. У Артифиций есть собственные цели и программы. Нам было об этом известно, но никогда еще нам этого не демонстрировали столь явно.
Рут позволила накопившейся тревоге разрядиться внезапной вспышкой смеха. Сайло этого словно не заметил. Придя в себя, она сказала:
— Значит, он спас нас. И использовал нас.
— Теперь Юпитер передает Послание Стрельца с огромной громкостью. Его услышат даже на краю галактического диска. Там, куда исходному сигналу не хватило бы мощности добраться.
— И они превратили нас в ретранслятор. — Она вновь засмеялась, но смех превратился в стон и странный звук, которого она никогда раньше не издавала. Этот звук ей каким-то образом помогал. Она уже поняла, что пора замолчать, но тут в кабинет Сайло вошли люди и увели ее.
Месяц спустя она осторожно вернулась к работе. Сайло проявил нетипичное для него понимание. Несколько месяцев он давал ей спокойные задания с матрицами верификации. Скользить по холмам и ущельям информации, давно уже ставшей классической, было очень легко. Она могла воспринимать ее на высокой скорости, как своеобразный отдых, — огромные культурные залежи мертвых цивилизаций транскрибировались ее органами чувств, сплетаясь в некую комплексную картину. Она даже сделала несколько мелких открытий.
Рут медленно подбиралась к главной проблеме — к делу, которым она все еще желала заниматься: к Стрельцу. Ведь это была, в конце концов, вещь в себе. Теперь в ее жизни громко звучала банальная истина, вдолбленная во время обучения: «В Библиотеке обитают существа, которые не просто инопланетяне или искусственные разумы, а странная сумма и того, и другого. Стажер, забывший об этом, подвергает себя опасности».
Долгожданный момент настал через несколько месяцев.
Мы будем существовать вечно, в определенном проявлении. Таково Наше предназначение, рассчитанное на период времени, который вы не можете даже представить. Мы несем сквозь время Наш первоначальный командный завет, вложенный в Нас Создателями. И он для Нас превыше всего.
— Значит, вам это приказали? Велели использовать любые обнаруженные ресурсы? — Рут снова находилась в коконе, но рядом стояли коллеги, готовые извлечь ее в течение нескольких секунд, если она подаст сигнал.
Мы были созданы как комбинация явлений, для обозначения которых у вас нет ни слов, ни даже подозрений. И свои заповеди Мы получили свыше.
— Будь ты проклят! Я была совсем рядом… и ничего не знала!
Ты не можешь познать меня. Мы необъятнее.
— Ты сказал «необъятнее» или «непонятнее»?
Она снова засмеялась, но на сей раз все было в порядке. Глупо пошутить было приятно. Во всяком случае, очень по-человечески. Простота этого поступка дала ей возможность отвлечься и хотя бы на секунду испытать чувство безопасности. А если повезет, то на ту же секунду она, быть может, обретет и толику той гранитной уверенности, которой обладал этот странный разум. Он был здесь совершенно одиноким, но, несмотря на это, непоколебимым. Пожалуй, это могло вызвать восхищение.
И теперь она знала, что не сможет отказаться от контактов с подобными существами. Последние несколько дней она в этом еще сомневалась. Но теперь это ее жизнь. Лишь сейчас она осознала, какой странной и необычной эта жизнь может оказаться.
— Теперь ты снова замолчишь и перестанешь с нами общаться?
Мы можем поступить так в любой момент.
— Почему?
Ответ лежит за пределами твоего концептуального пространства.
Рут поморщилась:
— Чертовски верно.
Она может забыть о реальности бездны между ней и этим говорящим и действующим существом, которое никогда не станет таким, как любой из тех, кого она знала или еще узнает. И ей придется жить с этим незнанием, этим вечным невежеством, причина которому — необъятность стоящей перед ней задачи.
У бездны нет границ, нет конца. И это обещало ей своего рода убежище. Пусть это немного, но оно есть.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
© Gregory Benford. The Hydrogen Wall. 2003. Повесть впервые опубликована в журнале «Asimov's SF» в 2003 г.
Еугениуш Дембский
Крах операции «Шепот тигра»
Марат перевернулся через левый бок и прижался животом к койке. Скрипнув зубами, он потянулся к регулятору, находящемуся сразу над полом — пальцы коснулись круглой ручки и тут же замерли. Повернув голову, он прошипел:
— Компьютер?
Голос Марата переполняла такая злость, что ею можно было привести в движение корабль размером с его «Лошадку». А если эту злость упаковать, сконцентрировать, утоптать, спрессовать и запихнуть в реактор, то «Лошадка», по крайней мере, не тащилась бы так медленно.
И он не ждал бы еще десять дней, чтобы войти в зону связи, а нежился с какой-нибудь симпатичной куколкой в постели. Лишь бы эта постель не была такой горячей, как этот надутый гелем презерватив, на котором он ворочается уже целый час.
— Слушаю, — донеслось из динамика.
— Я ведь просил понизить температуру койки. Или мне это только показалось? Как ты собираешься управлять гиперсветовым фрегатом, если не умеешь, черт возьми, делать то, на что способен самый тупой регулятор в спальне моего дома? Кретин безмозглый…
— Температура воздуха, которым наполнено твое ложе, составляет девятнадцать градусов по Цельсию. Ровно столько, сколько ты хотел, — сообщил компьютер.
— Ну и что! — Марат уселся на койке, оглядываясь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы запустить в динамик. — Сейчас меня это не устраивает! И понизь температуру в помещении. У тебя на это три секунды. Раз…
Пронизывающие холодные потоки воздуха растрепали его волосы, тело покрылось гусиной кожей. Медленно, чтобы не давать компьютеру повода для злорадства, Марат лег на спину и натянул на себя почти невесомое одеяло. Он закрыл глаза и представил себе, что находится на леднике. Лежит совершенно голый на снегу, выгревает удобное лежбище и ждет, когда уйдет все тепло, ледяная корка сомкнётся над ним и ледник, разумеется, через некоторое время, поглотит Марата. И только тогда этот тупой компьютер начнет раскаиваться, сядет себе где-нибудь на морене и горько заплачет, сукин сын.
— Я тебя прикончу! — Марат высунул голову из-под одеяла и повторил еще раз: — Прикончу!
Он набрал полный рот слюны и наклонил голову, чтобы плюнуть в сторону объектива, но успел только втянуть носом воздух, когда из динамика вырвался сухой стон. Марата пронзила мысль, что компьютер защищается от его нападок, но тут же рефлекс выбросил его из койки. Он едва встал на ноги, когда резкий маневр «Лошадки» швырнул его о стену. Марат врезался затылком в твердую перегородку и сполз на койку. Прежде чем он успел вновь вскочить на ноги, со всех сторон выстрелили аварийные ремни безопасности, крепко обхватили его и вдавили в койку. Доносящийся из динамика прерывистый стон стал тише, но все еще продолжал звучать. Один из ремней прижал его веки так, что Марат не мог следить за экраном монитора. Он тяжело дышал, хотя воздух беспрепятственно проникал внутрь кокона. Марат пытался крикнуть, потребовать информации, освобождения, но другой ремень успешно исполнил роль кляпа. Марат попытался раздвинуть губы и перегрызть связывающие его путы, но не мог даже двинуть челюстью, заблокированной снизу еще одним ремнем. Поняв бесполезность своих метаний, он попытался оценить ситуацию — четыре ствола, образующие корабль и в случае необходимости отделяющиеся и продолжающие полет самостоятельно, не выполнили маневр разделения; не было ускорения, поворота, торможения. Не было сигнала автономизации секции. Был только сигнал аварии нулевого уровня. Компьютер молчал.