— Ты чего встал, ложись, — сказал недовольный Арсений. — Отчитаться надо. — Я девочку пришлю, продиктуешь. — Нельзя, такое дело… — Агент ты ноль-ноль… Ложись, кому сказано! — Не суетись, Арсюха, я жив. А как Веревкин? — А что ему сделается! Требует, чтобы отпустили. — Все в норме? — Все в норме, хоть в космос посылай. — Точно? — Точно. Там сразу все было в норме, мы его для очистки совести два дня продержали. Слушай, отпусти ты его! — взмолился Арсений. — Зря койкоместо занимает. — Арсюха, нельзя. Ты лучше пришли его ко мне… Стой! — Алексеев, уже почти смирившийся с капельницей и убравший с колен ноутбук, снова за него схватился. — Письмо! Важное! Донесения с контрольных пунктов! Арсюха, погоди ты с этой твоей медициной, бога ради! Вот закончу доклад — и я весь твой! Алексеевский доклад был завершен четыре часа спустя, когда автору капельница уже оказалась жизненно необходима. Текст был несколько раздерганный, со странными отступлениями, а завершался так: Но, поскольку возвращение агента «С» из «туннеля» происходит спонтанно, независимо от его желания и волевого усилия, следует про вести серию экспериментов в различных условиях и с меняющимся со ставом участников. Прошу утвердить меня руководителем проекта…
Тут бы следовало дать проекту название, но ничего путного на ум не шло.
* * *
18 мая 2013 года
Арсений Джибути был мужчиной общительным — знакомых имел столько, что сам уже в них путался. Список контактов в его карманном коммуникаторе занял бы, если выгнать на принтер, метра четыре мелким шрифтом. Кроме того, Арсений только последние года два ставил в рубрике «примечание» профессию или должность нового знакомого. Он знал, что в списке есть главврач неврологического диспансера, но нашел его после долгих и бестолковых поисков.
Они встретились в восточном ресторанчике, хозяева которого полагали остроумным включить в меню «Шашлык из печени ишака Ходжи Насреддина». Алексеева еще покачивало, но он твердил «время поджимает, время поджимает…», и Арсений знал — так оно и есть.
Те же хозяева втолковали своему персоналу, что если в ресторан приходят посидеть трое немолодых мужчин, то главным блюдом для них должен стать танец живота в исполнении тощей блондинки.
От блондинки, подошедшей чересчур близко, мужчины, не сговариваясь, принялись отмахиваться, как от осы.
— Итак, Левон Ованесович, меня интересуют пациенты, у которых имеются проблемы с ориентацией в пространстве. Скажем, уходит такой дедушка за хлебом в булочную, а приводят его через три дня откуда-нибудь из… ну, скажем, из другого города, а как сел на поезд, он, хоть убей, не помнит, — начал Алексеев. — Но при этом все остальное у него в порядке. — Как раз дедушка у меня есть. Иваном Онуфриевичем зовут. Колоритный дедушка, Некрасова наизусть читает. У него осенью обострение, родственники его к нам кладут на месяц, на два… — Обострение — в смысле, он исчезает? Убегает из дому? — Да, пропадает, где-то гуляет неделю, две. Возможно, живет у добрых людей — одежда, обувь в целости, травм нет. — А в остальном? — В остальном очень неглупый дедушка. — Это, кажется, наш пациент, — сказал Алексеев. — Левон Ованесович, я должен сейчас же встретиться с вашим дедушкой. — Сейчас же это будет затруднительно, — ответил психиатр. — Нам еще не принесли ни долму, ни плов, один только голый живот, и тот совсем неаппетитный!
Психиатр был полным жизнерадостным мужчиной и женщин, очевидно, любил основательных.
— Еще кто-нибудь у тебя есть? — поинтересовался Арсений. — Конечно, дорогой, у меня все есть — кроме Наполеона Бонапарта. Две певицы Мадонны есть, в разных палатах держу, чтобы не подрались, книжный человек есть — хочет сидеть на полке рядом с собранием сочинений Бальзака, человек-мясорубка есть — не поверишь, чистый вегетарианец… Алексеев тыкал стилосом в экран коммуникатора, добывал телефонный номер. Ему еще нужно было этим вечером встретиться с общей бабушкой Лидией Николаевной.
* * *
19 мая 2013 года
Лидия Николаевна, педагог с семидесятилетним стажем, бездельничать не любила, опять же — пенсия маленькая, а делать правнукам подарки хотелось. И она охотно подряжалась сидеть с младенцами до года — после года они уже чересчур шустрые, на больных ногах не угонишься. Более того, ее любимое время было — от шести вечера и до полуночи, так что Лидия Николаевна пользовалась в своем микрорайоне большим спросом.
Алексеев приехал к ней в первом часу ночи — как договорились.
— Интересный вопрос вы задали, очень интересный вопрос, деточка, — сказала старуха, для которой и восьмидесятилетний дед был теперь неразумным подростком. — Конечно же, в каждом классе есть мальчишка, который постоянно куда-то пропадает, и его ищут по всем сараям и чердакам. И девочки такие есть. Но вот что я скажу: чем старше, тем реже они пропадают неизвестно куда. Наступает время, когда мальчика следует искать неподалеку от девочки, а девочку — неподалеку от мальчика, и все это знают. — Через ваши руки полгорода прошло. Лидия Николаевна, не припомните ли таких исчезальщиков? — спросил Алексеев, сильно рассчитывая на профессиональную память бывшей учительницы. — А припомню. Да только они все теперь остепенились, женатые люди, жена так просто пропасть не даст. Вот разве что Лёнечка Курчик… мама на днях приходила со мной советоваться, пошлют в супермаркет за кефиром — считай, на четыре часа, а ребенок ведь должен помогать по хозяйству… — У вас его телефон есть? — обрадовался Алексеев. Длинный и узкий телефонный блокнот был исписан и исчеркан вдоль и поперек. Кроме округлого и разборчивого учительского почерка там попадались и самые невнятные детские каракули. Но звонить в такое время суток Лидия Николаевна настоятельно не советовала. Зато она помогла выйти на след еще четверых бывших воспитанников, имевших эту удивительную способность — уходить за сигаретами на несколько часов и возвращаться к перепуганному семейству как ни в чем не бывало.
Понемногу обрисовывались контуры странного проекта. И чем яснее они оформлялись в слова, тем тревожнее делалось на душе…
* * *
20 мая 2013 года
— Пространственный туннель? — переспросил Корнейчук. — Впервые о таком слышу. Откуда ты это взял?
— Это веревкинская шуточка. Когда жена ругает, он не говорит — заблудился, а говорит — заехал в пространственный туннель, — объяснил Алексеев. — Шуточка шуточкой, но, похоже, эта штука и взаправду существует. Какая-то труба, соединяющая пункт А с пунктом Б, невзирая на препятствия. Она возникает и исчезает совершенно непредсказуемо.
— Вот тут у тебя еще транс, — Корнейчук сунул пальцем в распечатку доклада. — Откуда он берется? — Мне кажется, они сами как-то наловчились вводить себя в транс и в таком полубессознательном состоянии попадают в свои туннели. Причем они самого туннеля не видят — просто у них несколько часов из жизни вылетает хрен знает куда, а потом они оказываются в самых неожиданных местах. — И ты тоже себя ввел в транс? — Когда с Веревкиным впервые ездил — нет, конечно. Просто было тошно — знаешь, когда кошмарный сон снится, будто тебя скалой придавило или нечисть на грудь уселась? Потом меня Арсений чуть ли не сутки с того света добывал. Так мы же часа три то нырнем, то вынырнем, мне под конец просто уже блевать хотелось, это как-то связано с вестибулярным аппаратом… — Вот отсюда — подробнее. Алексеев не был напрямую подчинен Корнейчуку, но положение сложилось такое, что вся субординация сместилась и поехала. И какие уж разборки между ведомствами, когда до визита космического агрессора осталось, может, меньше месяца?
И он рассказал, как колесил с Димой по проселочным дорогам, а его при этом контролировали и по маячку, и сверху визуально, как к финалу заезда провалился в кошмар и очнулся на койке.
— Съемку сверху вели? — спросил Корнейчук. — Вели, конечно. Вот, — Алексеев достал из нагрудного кармана флеш-карту. — Вставь в ридер. Сам смотрел до обалдения. Казалось бы, вот он, джип, ползет, и вдруг — помехи, и его уже нет. А выныривает километрах в трех — и даже речку перескочил через этот туннель. И там же — донесения наземных контрольных пунктов. — Надо же, чтобы человек с собой технику в тонну весом прихватить умудрялся… — Так на это вся наша надежда. — Но ведь жена этого Димы ездит вместе с ним — и ничего. — Так в самый первый раз — действительно ничего, как-то проскакиваешь, а во второй уже башку ломит. Ты учти, нас из виду девять раз теряли. И вот тут мои выводы… Опустив глаза, Алексеев протянул Корнейчуку коммуникатор, где на сером экране уже был выведен текст. Корнейчук читал его минут пять. Хотя и за полминуты бы управился.