Журнал
«Если», 2007 № 02
ПРОЗА
Владимир ПОКРОВСКИЙ
Гитики
У Ивана Глухоухова, пятидесятилетнего кандидата технических наук из лаборатории поднятия тяжестей ЛБИМАИСа, появилась фея.
Вообще-то Глухоухов не очень хорошо относился к женщинам. То есть хорошо относился, но не очень. Особенно резко это отношение обострилось после того, как он попал в ЛБИМАИС, в лабораторию поднятия тяжестей, где мужчин, кроме него, вообще не было. «Женщина в науке — это как женщина на корабле, — говорил он в минуты отчаяния бывшим сослуживцам по НИИ социальных потрясений и катастроф МЧС РФ. — Ее туда нельзя. От нее всякого можно ждать, но только не чистой науки».
Поэтому, когда однажды вечером в его двухкомнатную квартиру позвонила некая дама неумытого вида, чем-то похожая на Фаину Раневскую, он восторга не испытал, хотя актрису эту любил, несмотря на все свое отношение к женщинам. Дама прорвалась внутрь и с ходу заявила с отчетливым южным акцентом:
— Я теперь ваша фэя. Я буду решать все ваши проблемы, и вам теперь вообще не об чем беспокоиться. Могу, например, устроить контрамарку на новогодний бал в Кремлевский дворец имени Ленина.
— Но сейчас июль, — злобно заметил Глухоухов, все еще не испытывающий восторга и прописанный, между прочим, в Санкт-Петербурге.
— Самое время заняться, — сказала она. — А чтобы продемонстрировать свои возможности, я сейчас, на ваших глазах, превращу этот немытый, мутный граненый стакан в бокал чистейшего богемского хрусталя.
Она порылась в сумочке размером с дорожный чемодан, извлекла оттуда некий раскрашенный сучок и стукнула им по стакану. Стакан разбился, но осколки оказались хрустальными.
— Вот видите! — сказала она.
Выгнать «фэю» тут же Глухоухов по слабости характера не сумел. Прежде он вынужден был выслушать душещипательную историю о том, что бедную непонятую волшебницу из-за какой-то ерунды, а точнее, из-за интриг, собираются уволить за якобы несоответствие занимаемой должности, но на самом деле просто из зависти, и о том, что он, Иван Глухоухов, есть ее последняя надежда восстановить попранную интриганами репутацию. Потому что ее на него бросили и дали испытательный срок.
Голос у «фэи» оказался склочно-пронзительный, унять ее было нельзя никак, а когда голова окончательно разболелась, Иван, чуть не плача, согласился на все ее предложения, включая Кремлевский дворец имени Ленина, и выпроводил наконец даму, получив напоследок визитную карточку с телефоном, факсом и электронным адресом fayina@feya.gov.rai. Фею, оказывается, тоже звали Фаина.
Поглощенный научными изысканиями, он, как это у творцов водится, тут же о Фаине забыл и вспомнил только тогда, когда действительно появились проблемы.
Он, видите ли, заснул на работе. Как вам это понравится, человек уже не может поспать, если ему приспичило. Начальница, Жанна Эммануиловна, потомственная интеллигентка-шляпу-надела, причем немка, застукала его за этим занятием, уволокла в свой кабинет и оттрендюрила так, как никакой старшина-язвенник никогда не оттрендюривал после обеда провинившихся новобранцев (и что самое обидное, ни одного ненормативного слова). У них и прежде были взаимоострые отношения, потому что как Глухоухов не очень любил женщин, так и начальница не очень выносила мужчин. То есть выносила, но не очень. Временами даже очень не очень.
Предложила, кстати, по собственному, потому что, говорит, терпение кончилось.
У Ивана сделались корчи.
Всю ночь он не спал, и вовсе не потому, что заранее отоспался — он страдал. С одной стороны, он просто мечтал вырваться на свободу из этой женской богадельни, а с другой — ну где же еще ему удастся продолжить исследования по противоречивой теории «Веревки Ропе-Корде-Куэрдаса» (это по-научному, вам не понять, но в то время эти исследования Глухоухова захватили)?
А под утро, совершенно уже отчаявшись, он решил позвонить Фаине. Но та позвонила первой, он еще только визитку к глазам поднес.
— Все ваши проблемы я беру совершенно на себя, ведь я же ведь ваша фэя! — заявила она, даже не поздоровавшись. — Успокойтеся и ложитесь поспать, в вашем возрасте не спать всю ночь врэдно.
— В каком еще во…
— Ту-ту-ту-ту-ту…
На работе творилось черт знает что — ждали директора ЛБИMАИСа, все мыли плафоны, убирали бумаги в стол и срочно заполняли журнал прихода и ухода. Жанна Эммануиловна, промчавшись мимо Ивана в свой кабинет, рявкнула:
— Заявление! Сразу же после!
Иван вздохнул и стал писать заявление.
Потом наступила полная тишина, потому что пришел директор Сергей Сергеевич. Директор был низок и толст. Ну, не так чтобы совсем уже толст, а что называется «пышный мужчина». Борода его казалась приклеенной.
— Здрассь! — сказал он.
— Здрассь-здрассь-здрассь-здрассь!
Он величественно проследовал к кабинету Эммануиловны, остановился перед дверью, потому что вообще-то она обычно его встречала вне кабинета, и величественно прокашлялся. И тут дверь стремительно распахнулась.
Полная тишина превратилась в мертвую.
На пороге качалась пьяная в стельку начальница с бутылкой водки в руке.
Директор распахнул рот.
— Что это значит, Жанна Емельяновна?
— Аэт знач вотшт! — сказала Эммануиловна и со всего размаху ударила его кулаком в бороду.
От неожиданности директор упал.
— Ы-ой! — жутким басом сказала Эммануиловна и припала к своей бутылке. Потом поставила ногу на пышный живот Сергея Сергеевича, полила его остатками водки и ненавидяще прошипела: — Зайленне нстол. Ньмедль! Ннно!
Словом, случился непредставимый скандал, и ни одного открытия в тот день в лаборатории сделано не было. В тот же день был издан приказ, смещающий вед.н.с. Ж.Э.Приходько с поста заведующей лабораторией, переводящий ее в статус м.н.с.; а завлабом сделали И.О.Глухоухова. Иван удовлетворенно урчал.
Немного протрезвев, Эммануиловна пришла в ужас, откуда не выходила несколько рабочих дней подряд. Всем желающим она клялась, что вообще никогда ни капли, что в бутылке была простая вода, что бутылка была не бутылка, а самый обыкновенный простой графин, и все это мерзкие козни Глухни, которого она хотела уволить, а мерзавец ее подставил. И что все мужики — козлы. В чем с ней истово соглашались.
Вечером позвонила фея.
— Как я ее, а?
Она так пронзительно хохотала, что у Ивана чуть не лопнула голова.
Но сразу же пошли проблемы другого сорта. Да, он наконец получил собственный кабинет, зарплата существенно подросла и все сотрудницы его немедленно полюбили, но… Но, но, но! Иван патологически не умел руководить. Он сразу же завалил все, что мог, и все, что завалить практически невозможно. Это еще можно было терпеть, хотя Сергей Сергеевич мылил ему шею каждодневно и до нестерпимости, но времени на исследования «Веревки Ропе-Корде-Куэрдаса» катает-рофически не хватало. Спустя два месяца Эммануиловна, хищно улыбаясь, налила ему в графин водки. Иван оттуда даже не пригубил, но директор учуял запах и, движимый раскаянием, произвел обратную рокировку. Жанна снова стала завлабом, коллеги снова разлюбили Ивана. Жить стало еще невозможнее, чем до того как он нечаянно заснул на работе.
Позвонила Фаина и сказала:
— Не беспокойтеся, все будет улажено в миг, ведь я же ведь ваша фэя!
— И когда кончится этот ваш испытательный срок? — поинтересовался Иван.
— А я знаю? Как помрете, тогда и кончится.
После чего Иван напрочь отключил телефон, перестал отвечать на звонки в дверь и приготовился к дальнейшим ужасам жизни.