Наконец Бран захватил сильными пальцами края разреза и, как раскрывают книгу, раздвинул их в стороны.
На каменное ложе жертвенника хлынули склизкие бурые кишки. Костер у подножия любознательно затрещал.
Солдаты затаили дыхание.
Помимо собственно предсказательного был у солдат и обыденный интерес. Если внутренности козленка посулят удачу, его тушку присовокупят к тушке барана, и тогда в солдатской миске с гречей будет плавать не один, а целых два кусочка свежины. А вот если предсказание окажется неважным, труп козленка отнесут в поле, за лагерную межу, и бросят воронью — пусть, мол, склюет к такой-то матери все грядущие неудачи.
Бран сосредоточенно разглядывал внутренности животного.
Конечно, корифеем в таких делах он не был, хотя сызмальства наблюдал за гаданиями в храме Анумана на правах служки. Но ведь и гадание он выбрал самое простое — по сердцу и печени.
«Печень — вот она… Печень как печень. Не сказать, чтобы увеличенная или увечная. Нормальная, обычной формы. А вот сердце — где же сердце?»
Долго Бран щупал теплые козьи потроха пальцами, поначалу стараясь не испачкать дорожное платье, а под конец уже наплевав на осторожность.
Наконец Бран ощупью отыскал его.
Сердце козленка было холодным. Да что там холодным!.. Ледяным!
Возможно ли это — чтобы среди теплых потрохов… у здорового животного… и, главное, неужели это и есть взыскуемый знак?
Ледяные иголочки впились в большой и указательный пальцы Брана, сжимающие сердечко. Холод, исходящий от него, был агрессивным, жалящим.
Но Бран не замечал этого. Он размышлял над тем, как понимать данный ему знак.
Ни с чем подобным он раньше попросту не сталкивался.
Что же теперь сказать солдатам? Печень нормальная — это благоприятно. Сердце есть — это хорошо. Но оно… твердое как камень. Ледяное.
Плохо это? Или не очень? Итак, соврать им, что все прекрасно? Или напугать, чтобы не расслаблялись? Брана учили: солдатам нужно говорить правду — и он, дебютант среди княжеских военачальников, еще слишком хорошо помнил свое ученье… Но как можно сказать правду, когда этой правды не знаешь сам?
Наконец Бран решился. Он величаво сошел с жертвенника, встал спиной к разгоревшемуся, высокому уже костру и, прочистив горло, провозвестил:
— Белокрылый Змей шлет нам дурное знамение!
Солдаты приуныли.
— Но он твердо обещает нам свое божественное покровительство! — добавил Бран. — Гадание объявляется благоприятным!
Бран увидел Ларсу в сумерках следующего дня.
Он и двое его приближенных командиров — Хенга и Слодак — стояли на поросшем хилым березняком холме. Оттуда открывался познавательный вид на окрестности.
Дорога серой змеей ползла к черному, безмолвно раскорячившемуся чудовищу мертвого города и исчезала в его пасти — в растворе городских ворот.
По дороге к холму, на котором стоял Бран, двигались трое всадников.
Это были гонцы, высланные Браном два часа назад.
Да, ему хотелось знать, что скажут гонцы. Хотя и без них главное было ясно: город разорен, разграблен, сожжен.
Остальное — кем сожжен, давно ли, кто уцелел — лишь детали.
— Только не говорите мне, что я трус и паникер, — начал сотник Хенга, разменявший пятый десяток мужчина с бородавчатым лицом. Он выбился в командиры из рядового мечника и этим невероятно гордился. — Но я, братцы, так и думал!
— Да полно заливать-то, Хенга, — спесиво прищурившись, отозвался его молодой товарищ, родовитый Слодак, ровесник Брана. — Помню, вчера мечтал, как в бане нежиться будешь, когда до Ларсы доберемся… Мечтал?
— Вроде мечтал, — мрачно подтвердил Хенга. — Но одно дело мечтать. Другое дело — задницей чувствовать!
— Шел бы ты со своей задницей… Строишь тут из себя, — раздраженно проворчал Слодак.
— Ты сначала повоюй с мое! Тоже небось строить начнешь…
Вот так всегда. Когда дела идут сносно, Хенга и Слодак — не разлей вода, а солдаты друг другу — товарищи и братья. Но стоит только ветру донести запах тлена — и сразу раздоры, ссоры, а то и поножовщина.
— Ладно, хватит, — одернул спорщиков Бран. — Нужно подготовить людей. Особенно новобранцев.
— Уж я их подготовлю… Эх, подготовлю! — криво усмехнулся Хенга, со значением похлопывая хлыстом по ладони.
— А ты, Слодак, — продолжал Бран, — удвой охрану обоза. Твои пойдут замыкающими. Если вожди глевов устроили засаду… Ну, ты понимаешь.
Слодак сдержанно кивнул. Он всегда понимал Брана правильно.
В город они вошли затемно — Бран решил заночевать под защитой крепостных стен.
И хотя в стратегическом отношении это решение сулило некоторые выгоды, в остальных оно оказалось весьма спорным.
Новобранцы, которых с Браном было под тридцать, восприняли открывшееся их взорам зрелище чересчур близко к сердцу.
Увы, они еще не успели подружиться со всемогущей госпожой по имени Привычка. А без ее дружбы грядки разлагающихся, изрядно поклеванных вороньем трупов, каковые варвары не поленились разложить вдоль главной городской улицы, что соединяла северные ворота с южными, выглядели устрашающе. Особенно в призрачном свете молодой луны.
Некоторых рвало.
Другие безостановочно ругались вполголоса.
Третьи молча молились своим духам-покровителям, не реагируя ни на приказы, ни на уговоры.
А неповоротливый и медлительный детина Гуз — над ним без устали подтрунивал весь отряд — и вовсе вывалился из седла, когда его лошадь шарахнула вбок, испугавшись юркой крысы. Брюхо у крысы было круглым, тугим, лоснящимся — от обильного мясного питания.
Нелепо раскинув руки, Гуз свалился в озерцо бурой грязи и обдал загодя спешившихся товарищей веером тяжелых брызг. Его буланая кобыла, отскочив в сторону, принялась отбивать задом — она отчаянно пыталась достать копытами врага, существовавшего только в ее воображении.
Все это выглядело довольно комично. Но никто не смеялся.
Лошади, казалось, были напуганы не меньше людей — многие из них тоже попали на войну впервые. Даже опытным конникам стоило больших трудов удерживать животных в повиновении.
Ни о каком соблюдении строя речь более не шла. Сохранить бы видимость хладнокровия…
Бран выступал одним из первых, ведя Бела под уздцы — словно довершая череду несчастий, его любимец охромел.
Стараясь вдыхать как можно реже, Бран жадно смотрел по сторонам, мысленно воссоздавая картину того, что произошло в Ларсе три, самое большее четыре дня назад.
Прибегнув к некоей хитрости — не исключено, колдовского свойства, — варварам удалось проникнуть за ворота и перебить ночную стражу. Затем нападающие отперли ворота (а может быть, при помощи лестниц перебрались через крепостной вал и невысокую стену). И учинили в городе резню.
Дело было ночью, судя по тому, как одеты погибшие — кто в ночном платке, кто в домашней рубахе.
Не без труда подавив сопротивление захваченных врасплох профессионалов — а их в Ларсе никак не могло оказаться больше сотни, — глевы добили раненых. Один удар топором в основание черепа — и раненый превращается в мертвого.
Затем они захватили в рабство немногочисленных женщин, что жили вместе со своими семьями в домишках, прилепившихся к городским стенам. Перебили мужчин-ренегатов — оседлых варваров, что запятнали себя мирным сожительством с Ледовоокими. Основательно разграбили склады, амбары, жилые помещения и мастерские, увели из конюшен всех лошадей, а из хлевов — скот. Напоследок сняли с воинов хоть сколько-нибудь стоящие доспехи, платье, обувь и нательные украшения. Подожгли все, что могло гореть. И были таковы…
— Какие будут распоряжения? — спросил Слодак.
Он старался держаться непринужденно, но Бран не сомневался: увиденное потрясло его до глубины души. Глаза Слодака блестели окаянным блеском, а его пухлогубый рот искривила капризная гримаса. Да оно и понятно. Одно дело собирать дань по хуторам (раньше они со Слодаком занимались в основном этим) да брать с лета вредные пиратско-«рыбацкие» городишки Западного Аспада. И совсем другое — наблюдать, во что превращается «взятый с лета» городишко спустя три дня.