— Думаешь, он с тобой свяжется?
— Свяжется, почему бы и нет? — отвечает Енот. — Только на Земле мне так не нарисовать.
Енот грустно вздыхает. Кстати, имя, местный логин, ему очень идет. У него громадная, почти до пояса, шапка волос, таких густых, что они закрывают плечи со всех сторон. Да и по характеру, как я слышал, он тоже енот: занимается своими делами и лишь трудолюбиво сопит.
В городе он уже почти год.
— Так что вас интересует?
Квинта показывает мне одну из работ. На прямоугольном, вытянутом, как рулон, сером штриховом полотне изображена цапля, стоящая среди трав. Крылья у нее немного распахнуты, голова с тонким клювом обращена к небесам. Кажется, что она сейчас полетит. Маховые перья на кончиках как будто трепещут.
Мне эта работа сразу же нравится. Я отступаю на шаг, чтобы представить, как она будет выглядеть у меня на стене. Неплохо, по-моему, будет выглядеть. Комната оживет, в ней появится внутреннее дыхание. И потом все-таки хорошо, что это не клип. Одно время у нас вспыхнула мода на «движущиеся картины»: там и трава под ветром колеблется, и ползут облака, и человек, если уж нарисован, поворачивается и машет рукой.
Не знаю, меня это не привлекает.
Слишком уж определенно, слишком уж предсказуемо, завершено.
Нет магии ожидания.
То ли дело здесь: взлетит — не взлетит?
Видимо, по мне все понятно. Енот берет картину с подставки и протягивает ее нам.
Квинта порывисто целует его в щеку:
— Спасибо…
— Спасибо тебе…
Енот явно смущен.
Быть может, это первый его поцелуй.
Что же касается лично меня, то я испытываю странное чувство. Мне почему-то кажется, что я уже никогда не буду счастлив так, как сейчас.
Никогда, никогда.
Ну и пусть!
Меня это не пугает.
Пусть никогда.
Главное, что я счастлив сейчас…
Далее происходят испытания «Мальчика». Этого события ждали уже давно. За последний месяц Кэп несколько раз возвещал, что у него практически все готово, остались какие-то мелочи, он их доделает буквально через несколько дней. И каждый раз выяснялось, что мелочи перерастают в проблему, проблема, в свою очередь, приобретает грандиозный масштаб, разрешить ее не удается никакими усилиями. Я лично подозреваю, что здесь была такая же ситуация, как у меня с дефектом искрения: программе, чтобы согласовать динамику, элементарно не хватало базовой мощности. Отсюда и всевозможные нестыковки. Теперь же, когда, по словам Аля, операционный резерв возрос более чем на порядок, мелочи начали сопрягаться сами собой.
Так или иначе, великий день наступает. Кэп наконец выводит «Мальчика» из ангара и по проспекту, который упирается в пустоту, торжественно ведет его на край города.
Зрелище, надо сказать, впечатляет. «Мальчик» похож на космический танк из какого-нибудь навороченного «звездного сериала»: чуть приплюснутая стеклянная башня, из-под которой торчат стволы двух пушек, керамическая броня, положенная на корпус, как блин, чешуйчатые траки гусениц, перекатывающиеся по брусчатке. С обоих боков у него весело вспыхивают желто-красные маячки, а за башней возвышается пирамида с камерой дальнего наблюдения. Кэп надеется произвести подробную фотосъемку пути, а если получится, то в режиме он-лайн транслировать изображение в город. Для этого у него в мастерской смонтирована специальная приемная станция.
Кстати, такое расходование творческого потенциала одобряют не все. В частности, Обермайер недавно с пеной у рта доказывал, что лучше бы эти усилия, раз уж у Кэпа с его командой есть подобный талант, не растрачивать попусту на эффектные, но в общем бессмысленные игрушки, а направить на какое-нибудь действительно полезное дело. Возвести, например, посты наблюдения по периферии города, оборудовать их, как положено, быть может, вооружить. Давайте говорить откровенно: ведь мы открыты для нападения со всех сторон. Не верю я в абсолютную пустоту. Еще Аристотель, помнится, утверждал, что пустоты в природе не существует. Откуда мы знаем, что мы тут одни? Откуда известно, что городу ничего не грозит? Если уж нам удалось прорваться из реальности в виртуал, то не исключено, что кто-то, пусть даже на другом континенте, осуществил то же самое. Причем, может быть, даже раньше, чем мы. И раньше, и лучше, и очень возможно, что совершенно с другими намерениями. Войны за виртуал еще впереди. Мы обязаны быть готовы к любым неожиданностям.
Чрезвычайно острая, помнится, возникла дискуссия. Смысловое эхо ее, не умолкая, гуляет с тех пор по чатам. И ведь нельзя сказать, чтобы Обермайер был так уж не прав: не только меня, но и многих при взгляде на черную пустоту охватывает некая жуть. А вдруг там действительно что-нибудь есть? А вдруг, как считает Квинта, что-нибудь нам абсолютно чуждое? И если даже отбросить легенды, связанные с рассказами Духа, то все равно временами каждого гражданина пронизывает неприятный озноб. Стоит только поднять вверх лицо. Стоит выйти на край и постоять там пять-десять минут.
Невольно начинаешь задумываться.
В общем, есть, куда приложить силы. Не обязательно мчаться для этого на край света.
Правда, Платоша, принимавший участие в обсуждении, утверждал, что это вечное противоречие, которое даже в принципе разрешить нельзя: между потребностями дня сегодняшнего и дня завтрашнего, между настоящим и будущим, между тем, что имеется, и тем, что только еще начинает быть. Всегда возникает вопрос: зачем нам Северный полюс? Ничего там нет, кроме условных географических координат. Или зачем нам космос, если пока хватает дел на Земле? Логика вроде бы несокрушимая. Ничем ее не оспорить: выбор предопределен. И вот оказывается, что эта логика не работает. Человек так устроен, что без предельного измерения он просто не может жить. Если наличествует недостижимая высота, он должен ее покорить. Если перед глазами простирается горизонт, обязательно кто-нибудь попробует его пересечь. Без этого человек задыхается. Нет, даже не так, без этого задыхается все человечество. Потому что есть в мире такая вещь, как причастность: всходит на вершину один, но достижение это — для всех. Летят на Луну только трое, но каждый из шести миллиардов землян может сказать, что это сделали мы. Вот в чем сила свершений. И мы тоже можем сказать, что причастны к познанию неизвестного, мы — первые, кто рискнул двинуться сквозь черную пустоту, мы идем туда, где еще не был никто. А к чему причастны мы на Земле? К строительству газопроводов, которые опутывают страну сетью труб? К дворцам и яхтам, которые приобретают «хозяева жизни»? К стекляшкам офисов, где превращаются в вялую нежить миллионы людей?
Насчет причастности это он сформулировал точно. Я еще никогда не видел вживую, чтобы собиралось одновременно такое количество наших граждан. Чаты не в счет. В чатах можно участвовать, даже находясь на Земле. Здесь же выстраиваются на проспекте чуть ли не в четыре ряда. Все окна распахнуты, в каждом — целый цветник. Самые отчаянные энтузиасты карабкаются на крыши. А когда «Мальчик», рокоча мотором, позвякивая траками по мостовой, выворачивает на середину и дает приветственный низкий гудок, вдоль всей трассы внезапно прокатываются аплодисменты. Будто вспархивают над домами тысячи голубей. Кто-то машет руками, кто-то — цветным флажком, кто-то кричит «ура-а-а!..» — так что доносится, вероятно, до противоположного края города. Не знаю, как у других, а у меня щиплет глаза.
— Здорово!.. — говорит Квинта, привставая на цыпочки и вытягивая кверху ладони.
Кажется, что она сейчас полетит.
Как та цапля, что изображена на картине Енота.
Часть стеклянного колпака у «Мальчика» отъезжает, принцесса Лея с Чубаккой встают и машут в ответ. Сам Кэп этого сделать не может. Он, подавшись вперед, стискивает руками дугообразный штурвал.