Я снова улыбнулся и покачал головой:
— Нет, Джексон, это даст тебе информацию лишь о человеческом ограниченном понимании Господа. Если бы мы знали всё, что знает Бог, мы сами стали бы богами, а Господь только один.
— Почему один?
— Просто прочти Библию, — ответил я.
— Я сделаю, как вы сказали, преподобный Моррис.
— Хорошо, — отозвался я, собирая исписанные листы. — Я иду в кабинет. Принеси мне, пожалуйста, чаю примерно через час.
— Да, преподобный Моррис.
На протяжении следующих трех месяцев предварительное обсуждение проповедей стало нашим обычным делом. Ранним утром в будний день пару раз в неделю я стоял на кафедре и читал вслух проповедь, а Джексон слушал. Потом он указывал на несоответствия и противоречия. Некоторые были результатом его ограниченного понимания сущности Бога и религии (с каждой проповедью таковых было все меньше и меньше), а оставшиеся действительно оказывались грубыми ошибками, которые я, конечно же, исправлял, чтобы не попасть в неловкое положение в воскресенье.
Единственное, что удивляло меня, это полное отсутствие у Джексона вопросов по Библии. Несомненно, он прочитал ее и, случалось, ссылался на определенный отрывок, когда указывал мне на ошибку в проповеди, но — никогда никаких споров или вопросов. Я предположил, что Книга оказалась за гранью его понимания. Несмотря ни на что, он всего лишь робот, созданный для уборки помещения и содержания в порядке храма и подворья.
Обычно, когда кто-нибудь заходил помолиться, Джексон покидал основной зал, но однажды я заметил, что он внимательно наблюдает за миссис Мэтьюз, преклонившей колени. Когда женщина ушла, робот встал в дверях моего кабинета и ждал, пока я не заметил его.
— Да, Джексон, — сказал я. — Что такое?
— У меня есть вопрос, преподобный Моррис, — обратился он.
— Спрашивай, и я постараюсь в полной мере удовлетворить твое любопытство.
— Я видел, как миссис Мэтьюз стояла на коленях у алтаря. Я видел и других людей, стоявших там на коленях, но она плакала, и я решил, что она получила травму. Я предложил помочь ей подняться или вызвать медицинского работника, но она ответила, что физической боли нет, а коленопреклонение при молитве — есть обычай в случае серьезного общения с Богом.
— Так и есть, Джексон, — ответил я. — Мы преклоняем колена, чтобы показать наше уважение Ему. А плакала она потому, что очень тревожится за своих сыновей, которые сейчас служат в вооруженных силах. — Робот стоял молча и недвижно. — Что-нибудь еще?
— Нет, преподобный Моррис.
— Тогда, возможно, ты вернешься к своим обязанностям?
— Да, преподобный Моррис.
Он ушел, а я продолжил расчет церковного бюджета на следующий месяц. Поразительно, что люди даже не подозревают о таких расходах, как счета за чистку облачения хористов или постоянный ремонт асфальта на стоянке возле церкви, а в этом месяце даже пришлось оплатить замену треснувшего цветного стекла в витраже… Наконец я закончил и отложил гроссбух.
Я взглянул на часы — 4: 29. Значит, Джексон появится ровно через минуту, как обычно. За все время работы у меня он никогда не приходил раньше или позже более чем на полминуты и ровно в 4: 30 приносил мне ящичек с пожертвованиями. Там оказалось немного — сказать по правде, редко хоть что-то находилось, — я быстро пересчитал монеты, положил их в конверт и заполнил бланк вклада.
— Спасибо, Джексон, — сказал я.
— Всегда пожалуйста, преподобный Моррис.
— Я узнал, что в «Шелдрейке» предлагают тридцатипроцентную скидку пришедшим на обед до полшестого, — сказал я. — Пойду сегодня пораньше, заскочу в банк, а потом побалую себя чудесной телячьей отбивной. Извини, что оставляю тебя в одиночестве, но…
— Я никогда не бываю в одиночестве, — сказал Джексон.
— Как ты сказал?
— Бог вездесущ, не правда ли?
— Так и есть, — удивленно ответил я.
— Храм является домом Его, — продолжил он. — И потому Он определенно присутствует здесь.
— Отлично сказано, Джексон, — восхищенно проговорил я. — Возможно, в один прекрасный день я позволю тебенаписать проповедь.
Я взял заполненный бланк депозита, проходя мимо, похлопал робота по плечу и вышел из церкви. Во время обеда я непрестанно думал над словами Джексона. Конечно, он читал Библию и слушал все мой проповеди, но когда робот считает непреложным фактом вездесущность Бога, да и само Его существование… это, скажем так, весьма примечательно. Даже стало интересно, какую проповедь он сможет написать.
На следующее утро в храме меня уже ждал старый Перри Хендрикс. Он еще не свыкся с мыслью о смерти дочери, которая пыталась выстоять в неравном бою с раком в течение почти трех лет, и следующие полтора часа я посвятил попытке утешить его. Умиротворение — одна из составляющих моей работы, самая неприятная для меня часть, но не из-за нежелания нести утешение страждущим, а потому что я бессилен перед скорбью и ощущаю все свои попытки утешения недостаточными.
Затем зашла миссис Николсон, чтобы удостовериться, что наша церковь — подходящее место для венчания ее дочери, а также обсудить соответствующие финансовые дела. Однако ни она, ни я не коснулись факта, что ее дочь на пятом месяце беременности. Судить их — не мое дело, только помогать и успокаивать.
Когда она ушла, Джексон принес чай.
— Извините, что я пришел позже, — сказал он, — но я не хотел прерывать вашу беседу с прихожанкой.
— Ты проявил деликатность, молодец, — похвалил я. — Если бы я испытывал сильную жажду, когда у меня посетитель, я бы позвал тебя. — Я налил себе полную чашку и отхлебнул глоток. — Чай хорош! Хотел бы я выпить его в компании с тобой.
— Я не употребляю пищу и напитки, преподобный Моррис.
— Знаю. Все равно мне хочется сделать для тебя хоть что-то, дабы поблагодарить за доброту и чуткость, которую ты ко мне проявляешь. Ведь твоя должностная инструкция не предусматривает ни приготовления ланча, ни рецензирования проповедей…
Он стоял абсолютно недвижимо почти полминуты, а потом, когда я уже решил, что у него, возможно, подсел аккумулятор, заговорил:
— Вы можете сделать для меня одну вещь, преподобный Моррис?
— Что же это? — удивился я. Ни один робот никогда раньше не просил меня об одолжении.
— Позвольте мне сидеть вместе с прихожанами по воскресеньям, — сказал Джексон.
Из всего, о чем он мог попросить, этого я ожидал меньше всего.
— Зачем? — поразился я.
— Я хочу стать одним из верующих вашего прихода.
— Но ты же робот! — не сдержавшись, выпалил я.
— Если Господь есть Бог всего, разве не является Он Богом роботов? — вопросил Джексон.
— Мне не стоило рекомендовать тебе читать Библию, — признался я. — Это было ошибкой.
— В Библии написана истина?
— Да, — кивнул я.
— Может, для роботов эта истина менее пригодна, чем для людей?
— Именно так, — сказал я. — К сожалению.
— Почему? — спросил он.
— Потому что у робота нет души, — ответил я.
— А где ваша? — спросил Джексон.
— Душа нематериальна, — объяснил я. — Я не могу тебе ее показать, но я знаю, что она есть и является моей неотъемлемой и очень важной составляющей.
— Почему мне запрещено предлагать тот же самый ответ?
— Джексон, ты все слишком усложняешь, — вздохнул я.
— Я не хочу вызывать у вас душевный дискомфорт или ставить в неудобное положение, — ответил Джексон. Помолчал и продолжил:
— Разве это не проявление души?
— Хорошо, представим чисто гипотетически, что ты прав, — воскликнул я. — Как тебе понравится тот факт, что ни у какого другого робота души нет?
— Я не согласен с этим предположением, — сказал Джексон. — Библия гласит, что все мы твари Божьи.
— Тебя можно выключить, — указал я. — Спроси любого роботехника.
— Вас тоже, — парировал Джексон. — Спросите любого доктора. Или стрелка.