У Кена есть такая манера — забросить в разговоре крючок, устроиться поудобнее и с хитрым видом ждать, пока ты схватишь наживку. Чаще всего я попросту отмахиваюсь, а то и позволяю себе ввернуть что-нибудь едкое, однако (как при общении с налоговиками) вы неизменно вежливы с тем, кто чинит ваш компьютер.
— В операционной системе Platonic? — переспросил я. — Я думал, это обычный Windows, как у всех.
Он рассмеялся.
— Windows, Linux, MacOS… Один черт. Все они воссоздают в твоем компьютере реальность. Неважно, чем ты занят — прогоняешь домашнюю бухгалтерию или играешь в симулятор автогонок, — ты имеешь дело с несовершенной моделью действительности, не более.
Он опять посмотрел на меня: новая короткая многообещающая пауза. Это же ты у нас ходил в университет, — говорил его взгляд. Да, я изучал философию; Кен бросил школу, чтобы стать электриком.
— Хорошо, — сказал я. — Платон считал, что люди познают мир так, как если бы гуртом сидели в пещере, разглядывая пляшущие перед ними на стене тени истинного бытия. По-твоему, и компьютер тоже воспроизводит тени на стене?
— В точку! — Кен достал из кармана и предъявил мне пластмассовую коробочку. — А вот новинка. Опровергает мнение, что компьютер только воссоздаетдействительность. Эта операционка допускает достоверность любых входящих данных.
Я взял у него коробочку и повертел в руках. Внутри лежал блестящий диск, до половины прикрытый обрывком бумаги с наспех накарябанным: ОС «Аристотель».
— И к чему это?… — спросил я.
— Увидишь. — Он нажал кнопку, и из моего компьютера плавно выехал трей DVD-ROM'а.
— Кен, — начал я, — меня вполне устраивает компьютер в его теперешнем виде. Я хочу только писать статьи и составлять планы занятий. И, пожалуй, отслеживать свои расходы…
Но было поздно. Братец уже вставил диск в дисковод, и его пальцы забегали по клавиатуре.
— Ну, — протянул он, — где мой кофе?
Два часа спустя Кен наконец ушел, пригрозив в следующее воскресенье встретиться со мной на обеде у нашей матушки. Я не слишком обольщался. Непременно что-нибудь да стрясется; где-нибудь в пивной Кена возьмет за пуговицу старый знакомый и примется долго и нудно сетовать на превратности судьбы. Либо братец потеряет счет времени, выкачивая из Сети очередную порцию пиратки. Кен давным-давно не показывался за семейным столом… Я глянул через комнату на свою гитару, которая сиротливо пылилась в дальнем углу. Еще дольше Кен не приезжал ко мне в среду вечером порепетировать. Уж и не помню, когда мы в последний раз играли вместе.
Я взялся наводить порядок на кухне. Нужно было писать статью, но, признаться, я откладывал начало работы. Мне не хотелось видеть, что Кен сотворил с моей бедной машиной. Исходящие от брата преобразования, как правило, осложняли, а не упрощали жизнь. Разумеется, все делалось из лучших побуждений, но порой я тосковал по былым дням, по своему старому ПК для работы с текстами, АМСТРАДу, с его зеленым монитором и простыми командами.
Я охнул: привычный светло-синий цвет экрана сменило оранжевое сияние.
Пожалуй, надо все-таки проверить письменные работы к завтрашним урокам.
Оранжевый прямоугольник беззастенчиво пялился на меня.
— Ладненько, — сказал я, усаживаясь перед ним. — Посмотрим, что Кен наворотил на этот раз.
Помимо ярко-рыжего фона, на рабочем столе моего ПК по сути ничего не изменилось. Я кликнул ПУСК и открыл домашнюю бухгалтерию.
Все было точь-в-точь как я оставил. Аккуратные столбцы с помесячной раскладкой доходов и расходов. Кен давно изводил меня, требуя перейти на программу Money Management, которую он установил, но я предпочитал эту. Понятную. Управляемую. Где я мог выловить ошибки. Вроде такой.
Я копил на машину и ежемесячно переводил на сберегательный счет, сколько удавалось. В прошлый раз я неверно впечатал цифры. £10 вместо £100. Ничего страшного! Я щелкнул по нужной ячейке и внес изменение. На экране выскочило сообщение об ошибке.
Сбой реальности. £10 не равно £100.
— Да знаю, знаю, — пробормотал я. — Виноват.
Я вновь попробовал исправить сумму… и получил прежнее уведомление.
— Чертов Кен.
Я взял пластмассовую коробочку из-под диска — она по-прежнему лежала у клавиатуры — и прочел каракули на вкладыше: «Операционная система «Аристотель». Разумеется, это и был ключ к разгадке.
— Давай, Джон, — велел я себе. — Шевели извилинами. Кен сказал: это тебе не «Платоник». Не моделирует действительность…
Если подумать, определенный смысл тут был. Аристотель полагал, что Платон заблуждается. Действительность не есть нечто существующее у нас «за спиной», предстающее единственно в виде теней и постигаемое исключительно умом. Аристотель твердо верил: мы познаем мир посредством чувственного восприятия.
А из чего складывается чувственное восприятие у компьютера? Ввод данных. Нажатие клавиш и щелчки мыши. Побайтная загрузка в память оцифрованных звуков и изображений. Клавиатура доложила, что объем сбережений в этом месяце составил десять фунтов, — значит, десять. Позднее клавиатура объявила «100 фунтов», и компьютер пожелал выяснить, что же правильно. Обнаружив в бумажнике сотню хрустящими банкнотами, хотя пару минут назад там лежала одинокая десятка, я тоже наверняка захотел бы докопаться до причины подобных перемен.
Я уставился на экран. Почему компьютер так себя ведет? Хорошо, не беда. Я впечатал в ячейку под £10 еще £90. Оп-ля! Теперь на моем накопительном счету числилось 100 фунтов.
Вот бы загладить жизненные промахи было так же легко…
Со временем мне понравился «Аристотель». Когда я писал длинные статьи, он проявлял инициативу. Я привык полагаться на маленькие послания, возникавшие на экране по мере того, как отрывок текста обретал завершенность.
Дж. Дэвис не мог опубликовать «Введение в экзистенциализм» в 1982 и 1984.
Или:
Груман не мог родиться сразу и французом, и немцем.
От «Аристотеля» была и другая польза. Он умел заставить думать, устраивал очные ставки с вашими же посылками и допущениями.
Почему вы так часто начинаете фразу с «Надо надеяться»?
Или:
Зачем жертвовать £40 в программу «Накормим бездомных», если в этом месяце вами выброшено продуктов питания общей стоимостью £45?
И верно, зачем? Я решил тратить экономнее. Съедать все, что купил. В холодильнике завалялось полпучка побуревшего латука. Я сварил пару яиц и сделал из него салат.
Впервые я заподозрил, что не все ладно, когда однажды поздно вечером, недели через три после установки «Аристотеля», позвонил Кен.
— Слышь, Джон… — Он еле ворочал языком. В трубке звякали стаканы, приглушенно смеялись люди — попойка в пабе после закрытия.
— Кен, — сказал я. — Два часа ночи, черт дери! У тебя горит?
— Джон, ты на своем компе работал?
— Естественно, я работал на своем компьютере. Позволь узнать: зачем ты звонишь мне среди ночи с подобными вопросами?
— Нет-нет. Пива больше не хочу. Нет. Виски. — Голос Кена звучал сдавленно. Я живо представил, как он стоит в своей обычной позе, зажав трубку между ухом и плечом, и знаком подзывает бармена: налей. — Нет-Нет, Джон. Ага, хорош! Само собой, чего бы тебе не работать на своем компе. Главное, в Сеть не суйся.
— Что? Почему? А почту как прикажешь читать? Эй, Кен, что с тобой?
Связь оборвалась.
Я вернулся в постель и уперся взглядом в потолок. Сон улетучился. Мысли неудержимо сносило к Дженни. Интересно, что она сейчас делает? Промаявшись с полчаса, я поднялся, пошел в гостиную, взял гитару и сдул с нее пыль. Попробовал сыграть, но струны были старые, и подстроить их я не смог.
Картинка на экране моего компьютера изображала нас с Кеном на вершине Бен-Невиса [11]. Холодный суровый пейзаж. Над безжизненными просторами (скалы, камни, развалины неведомой постройки) клубятся серые тучи. Человек в желтом дождевике и толстой вязаной шапке, сидя на корточках, помешивает что-то в кастрюльке на походной печи. От горячего супа валит пар.
11
Бен-Невис — пик в Британии, на западе Шотландии, самая высокая вершина Грампианских гор. (Здесь и далее прим. перев.)