Ее биография доступна каждому, кто хочет с ней ознакомиться: степени в бизнесе и бухгалтерском учете, успешная карьера в высших финансовых кругах и почти легендарное состояние. Все эти деньги она заработала сама и известна по всему сектору как весьма удачливый инвестор.
Теперь она вложила деньги в меня: первая причуда, которую я смогла обнаружить во всей ее биографии. Хотелось бы знать, окупится ли это ее вложение.
Мое расследование постепенно превращалось в сущий кошмар.
Потому что история Эвинга Трекова была весьма противоречивой. Сплошная загадка. История его происхождения затерялась во времени. Образование военное. Его сражения подробно задокументированы, но это единственные подлинные документы, касающиеся его жизни.
В официальных исторических хрониках жизнеописание Трекова дается весьма туманно. Что же скрыто от глаз читателей? И почему?
Некоторое время я шагаю взад-вперед, пытаясь придумать, как обнаружить человека, а не миф. И тут до меня доходит, что я неправильно взялась за дело.
Нужно рассматривать Трекова, как корабль, потерпевший крушение, который я пытаюсь отыскать.
Нужно идти назад, от последнего свидетеля, который видел его живым, и разыскивать неофициальные записи, частные воспоминания и кульминационные моменты его личного прошлого.
Уже через сорок восемь часов мой корабль забит необходимым оборудованием, мои жалкие пожитки доставлены на борт, и я направляюсь к малоизвестному военному аванпосту, находившемуся когда-то в точке, которая считалась краем сектора.
Последнее место, где Эвинга Трекова видели живым.
Этот аванпост был обречен на известность. Он не только считался последним пунктом, где Эвинга Трекова видели живым, но еще и тем, где он и другие командиры планировали свои стратегические операции.
Военные аванпосты хорошо охраняются. По сравнению с ними поселения вроде Лонгбоу-стейшн кажутся рассадниками преступности. Поэтому я приехала с рекомендательными письмами от генерала, которого возила на экскурсию, полковника, знавшего меня с тех пор, как я начинала свою карьеру, и правительственного чиновника, заверявшего, что мое исследование не предназначено для широкой публики и проводится с целью найти «важные исторические сведения».
Кроме того, у меня имеется письмо от Райи Треков, в котором она дает разрешение ознакомиться с конфиденциальными бумагами семьи. Понятия не имею, действительно ли такое письмо откроет мне все двери: до сих пор я ни разу не расследовала историю человека, но думаю, что лишняя поддержка не повредит.
Этот аванпост построен по последнему слову техники. Материалы в местах, предназначенных для публичного доступа, — новые и слегка пахнут только что собранным металлом. Освещение великолепное, а системы кондиционирования работают на полную мощность.
Мои налоговые доллары позволяют содержать солдат в относительной роскоши, по крайней мере, для тех, кто живет в космосе. Большинство сменившихся с дежурства разгуливают в рубашках с коротким рукавом и тонких штанах. Всякий, кто появится в таком виде на Лонгбоу, рискует замерзнуть.
Мне выдали браслет, открывающий двери во все отделы аванпоста, куда разрешен вход. Кроме того, мне отвели гостевой номер — здесь они не называют жилье для гражданских лиц отсеками — и предложили воспользоваться им, вместо того чтобы оставаться на корабле. Номер просторнее, чем капитанская каюта на большинстве прогулочных яхт.
— Вскоре я обнаруживаю, что мне отвели один из VIP-номеров, очевидно, благодаря знакомству с генералом. В его письме высказывалась просьба, чтобы военные обращались со мной, как со своей.
Очевидно, поэтому они решили, что обращаться со мной следует, как с самим автором письма.
Все пять моих комнат и кухня имеют вид концентрических окружностей. Кроме того, мне полагается личный повар — на случай, если мне не понравится еда из кафетерия; камердинер, если таковой мне потребуется; а также ежедневная уборка. Мне не требуется камердинер или ежедневная уборка, и я настоятельно подчеркиваю всем и каждому, как сильно ценю уединение.
Моя комнатная компьютерная система имеет доступ в публичную библиотеку базы, и я начинаю исследование, устроившись в одном из самых удобных кресел, в которых я когда-либо сиживала в жизни, и просматривая листы зарегистрированных документов, касающихся самого командора Трекова.
На это уходит почти три дня, но наконец я натыкаюсь на видеоаудиофайлы, запечатлевшие его прибытие на базу. Голографических файлов не имеется, или я их пока не обнаружила. Но те, что нашла — первые, связанные непосредственно с самим командующим.
Представительный мужчина шести футов семи дюймов: слишком высокий для тех, кто всю жизнь проводит на кораблях. Судя по походке, он тоже вырос на планете: недаром у него широкие кости и хорошо развитые мускулы.
Нельзя сказать, что он красив, хотя когда-то мог считаться интересным. Озабоченное морщинистое лицо, печальные глаза. Коротко стриженные волосы, как полагается офицеру, а вот во всем облике — аккуратность, чрезмерная даже для военного.
Я останавливаю изображение, делаю голопортрет и устанавливаю его на столе рядом с рабочей станцией. Я всегда поступаю так с кораблями, которые разыскиваю. Эти суда исчезают, или их обломки существуют где-то в квадратах, которые десятилетиями никто не трудился обыскать.
Я делаю изображения новых кораблей и сравниваю их с найденными обломками не для того, чтобы проникнуть в них. Просто хочу понять, какие надежды были потеряны при полном разрушении корабля.
На портрете Эвинг Треков вовсе не в расцвете лет. Скорее, в преддверии конца. Но я ищу то, что осталось от него: скелет, обломки и осколки, которые пережили это время.
Сейчас, получив его изображение, я ни на шаг не продвигаюсь в своих поисках. Но ощущаю, будто становлюсь ближе самому Трекову. Чувствую, что это изображение содержит нечто важное. То, чего я никак не могу уловить.
А может, мне пока не позволено уловить.
На аванпосту еще живут люди, помнящие Эвинга Трекова. Они уже пожилые, но большинство занимает прежние посты.
И все готовы поговорить со мной. После десятков интервью оказывается, что только одна женщина знает историю, которой я не смогла найти в документах.
Ее зовут Нола Батинет. Она назначает встречу в офицерской столовой.
Это не просто обеденный зал для солдат. Офицерская столовая разделена на шесть разных ресторанов — каждый с собственным входом от центрального бара. В этом баре толпятся военные. У всех властный вид.
Я замечаю вазон с настоящим растением. Возле него стоит крошечная женщина. Растение выше, чем я, и, возможно, выше самого Трекова. Ярко-зеленое, с широкими листьями и сильно пахнет мятой.
Женщина так мала ростом, что может спрятаться в кроне.
Когда я подхожу, она протягивает руку, которую я осторожно пожимаю. Ее кости так же хрупки, как у любого спейсера. Я боюсь их сжать: а вдруг они сломаются.
— У нас заказана кабинка в Четвертом номере, — сообщает она. Очевидно, рестораны не имеют названий. Одни номера.
В Четвертом номере темно и пахнет чесноком. Здесь нет столиков, только кабинки с такими высокими стенками, что вы не видите остальных обедающих.
Обслуживающее устройство — простое голографическое меню с аудио-возможностями — направляет нас к ближайшей кабинке. Сначала я решаю, что устройство проделывает то же самое с каждым посетителем. Но тут понимаю: оно обращается к Ноле Бати-нет по имени и уверяет, что никому не предложит ее любимую кабинку.
Нола благодарит устройство так, словно это человек, кивает, когда оно спрашивает, подать ли обычный заказ, и поворачивается ко мне. Я еще не успела заглянуть в меню, но, собственно говоря, пришла сюда не ради еды. Я заказываю то же, что и она, а также кофе и немного воды. И жду, пока робот-официант не отойдет.
— Итак, — начинает она, — Эвинг Треков. Я хорошо его знала.