— Нет фотографий? — Он пролистывает массивы чисел.
— Нет. — Я улыбаюсь ему, изучая его белую кожу и светлые волосы.
— Мы люди. Когда ты видишь кого-то, у тебя немедленно возникают эмоциональные ассоциации. Они нелогичны, поэтому мы их убрали.
— Я изучаю данные первого лота, светящиеся в моем голографическом поле. — Женский пол. Она выдавала прекрасные показатели с детсадовского возраста. Ее семья владеет небольшим производством в Могадишо [2]. Сейчас у нас есть на примете и другие таланты из этого города. Но она не совсем то, что нужно моим клиентам.
— Вы хотите сказать, что ваша организация оказала поддержку недавнему демократическому движению в Сомали?
— Вообще-то к мирным переговорам привело давление Китая — это их главный торговый партнер, а также и нескольких международных компаний, продающих хлопок, уголь и программное обеспечение. Для нас это богатый источник. — Я слежу за вспыхивающими в голограмме цифрами. — Ее заберет MS-International, я уверен. Она именно то, что им нужно. Вот почему они так навалились на упрямого президента Сомали, чтобы он разобрался с народным ополчением. Когда Китай пригрозил урезать свои субсидии — да, на них давили некоторые члены нашей организации, — пожизненный президент согласился… точно, ее забрал MS-International. Я бросаю взгляд на своего гостя, но он задумчиво смотрит в пространство.
— Да, мы правим миром, — я отвечаю на не заданный им вопрос.
— Неплохое усовершенствование за эти тридцать лет, не так ли? Больше равенства, меньше загрязнений, мы замедлили глобальное потепление и уменьшили количество войн.
— Что происходит с теми, кто встает у вас на пути? — он говорит очень тихо.
— Не существует кого-то настолько мощного, чтобы он в одиночку смог нам противостоять. — Я слежу за торгами, и передо мной возникают данные следующего лота. — И ни одно правительство не сможет. Теперь уже нет… Я куплю этот лот, если только моя конкурентка не решится превысить свой лимит. Ее клиент — венесуэльская финансовая фирма. Вряд ли она переступит черту. Мы оба просчитали цену этого лота до последнего евро.
— Что произойдет после того, как вы ее купите? — Он смотрит, как в поле возникают цены.
— Компания проследит за тем, чтобы она получила необходимое образование, и сохранит бизнес ее отца. Ее мать занимается керамикой — они обеспечат ей популярность, достаточную для того, чтобы ее работы продавались, но не настолько оглушительную, чтобы это разрушило семью. Мой клиент занимается продажей угля, а эта девочка обладает энергией и способностью к мгновенному принятию решений плюс отличной интуицией. Она станет настоящим двигателем продаж угля.
— Вы управляете каждым шагом этих семей.
— Похоже, что ты в ужасе. — Я улыбаюсь. — Думаешь, лучше позволить случаю управлять их жизнью? — Я не отрываю глаз от голограммы. Моя конкурентка настроена серьезно, и одна из небольших айтишных компаний тоже участвует в торгах. Для них это не лучший выбор, но они не очень-то велики: новички в нашем деле и наняли не лучшего брокера. Они хотели нанять меня, но предложили на пятьдесят тысяч меньше, чем я получаю сейчас. За такую цену ничего стоящего не найдешь.
— Что если ее мать действительно талантлива, а вы не дадите ей завоевать заслуженную популярность?
— Работа ее мужа не переживет аутсорсинга. — Айтишная компания замерла в нерешительности и отступила. Разумно. Я заполучу девочку. Моя конкурентка не из тех, кто теряет голову и соревнуется лишь ради победы. Для моего клиента эта девочка представляет большую ценность. — Если он потеряет ее, то застрянет в сфере услуг, и ей придется заняться тем же, чтобы платить по счетам. По нашим оценкам, это разрушит их брак.
— А что если девочка не пойдет работать в компанию вашего клиента?
— Скорее всего, пойдет. Они предложат ей работу, для которой она идеально подходит, к которой она стремилась всю свою жизнь.
— Потому что они заставят ее стремиться.
Он вновь начинает злиться. Я назначаю последнюю цену, забираю лот и посылаю вежливые извинения своей конкурентке.
— Но если она не захочет работать на вас? Если захочет… ну… стать гончаром, как ее мать?
Или джазовым музыкантом, как его покойный дядя?
— Бывает. Как и с породистыми лошадьми. Покупаешь двухгодовалого жеребца, который хорошо начал и выиграл в парочке местных скачек, а на больших соревнованиях он сдается. Неизбежные риски бизнеса.
— А если она действительно хороша и пойдет работать на кого-то еще?
— Покупатель будет получать арендную плату от компании, нанявшей ее.
— Да ладно, — он фыркает, и некоторые участники торгов бросают на него взгляды, которые он не пропускает. Я сдерживаю улыбку.
— Хочешь участвовать — играй по правилам. Не играешь по правилам — не получаешь способных работников. — Наши взгляды встречаются. — Люди увольняются по множеству разных причин. Без всяких угроз. — Он обдумывает мои слова и кивает. — Как я и сказал, мы все выигрываем. Компания, которая хочет ее нанять, может и не платить за ее развитие, предпочитая потом заплатить за аренду тем, кто будет ее развивать. Она достаточно талантлива, и эти деньги все равно окупятся.
— Большинство этих детей из семей с низким доходом. — Он вновь просматривает каталог. — Небольшая благотворительность?
— Так проявляются гены. Естественный отбор? — Я пожимаю плечами. — Спроси у генетиков.
Появляется мой второй лот. На этот раз, боюсь, конкурентка меня обойдет. Мальчик подходит ее клиенту чуть больше, чем моему. Да, я прав. Я достигаю своего лимита и шлю оппоненту виртуальный поклон. Она отвечает, что угостит меня выпивкой после аукциона.
— Кем бы я стал… если бы вы меня… не купили?
— Собой. — Я встречаю его взгляд и его гнев, и он наконец отворачивается.
— Кто купил меня?
Он задал бы этот вопрос рано или поздно. Я тоже спрашивал. Я слежу за парочкой других лотов, на случай если удастся взять их в качестве капиталовложений, но торги разгораются с нешуточной силой, поэтому я сворачиваю свое поле и встаю. Он встает вместе со мной, понимая, что мы уходим. Что ж, он умен. Очень большой показатель эмпатии. Он станет отличным переговорщиком для одной из крупных компаний.
— Понятно, вы не можете мне сказать. — Он не смотрит на меня, пока мы идем по ковру к лифту. Окна, показывающие чистый и сверкающий Бангкок, на самом деле — первоклассные экраны.
— Иллюзия. — Он проследил направление моего взгляда, и я снова чувствую в его голосе горечь. — Иллюзия настоящего города. Как и вся моя жизнь — иллюзия независимости.
— Не иллюзия, — мягко говорю я. — Ты можешь выйти отсюда и стать джазовым музыкантом. Никто не ворвется в твою квартиру, чтобы сломать тебе ноги.
— Я так и сделаю. — В его глазах непокорность и вызов. — Вот увидите!
Я вновь улыбаюсь, пока дверь лифта открывается, впуская слабый запах марихуаны и пота. Он забыл о находящемся внизу потертом баре. Не думаю, что ему понравится долго быть музыкантом, даже если он сможет выигрывать в покер достаточно денег, чтобы жить припеваючи. Хотя он на это способен. Тесты показали, что этот парень — один из лучших и потому хочет быть лучшим и иметь все самое лучшее, даже если сейчас в нем проснулся юношеский протест. Я вижу, как он расправляет плечи, как за ним закрываются двери лифта. Я сделаю все, чтобы его не убили в каком-нибудь притоне, пока он будет разбираться, чего на самом деле ждет от жизни, но нельзя подстелить соломку везде, где можно упасть. Двухгодовалый жеребец, начавший выигрывать в больших скачках, может однажды сломать ногу на финишной прямой.
Я киваю, и ко мне подходит официантка с новым бокалом минеральной воды. Я возвращаюсь и сажусь, продолжая следить за сделками.