Бой продолжался.
Злобно шипел компрессор, пробанивая сжатым воздухом стволы после каждого выстрела. Заряжающие не успевали выбрасывать раскаленные гильзы, и те гроздьями перекатывались по полу. Надрывно ныли вентиляторы, безуспешно стараясь очистить воздух от порохового дыма. В башне творился сущий ад.
Им все же удалось прорваться через плюющийся смертью перекресток. И через следующий. И еще через один. «Маус» протаранил баррикаду со скрывающимися за ней противотанковыми пушками, размазал их по земле вместе с расчетами и остановился над поймой замерзшего водоема. Стрельба стихла — в темноте отчаянно дравшиеся русские потеряли противника.
— Конечная станция — речка Царица, — объявил хауптштурмфюрер. — Вон там — элеватор, вот — трубы тракторного завода, эта глыба — Мамаев курган, а справа — Волга. Мы почти в центре Сталинграда. Зиг хайль!
— Хайль! — хором взревели эсэсовцы.
— Выключить фары, заглушить двигатели.
— Есть.
Наступившая тишина ударила по ушам больнее разрыва снаряда. Понадобилось какое-то время, чтобы глаза адаптировались к темноте.
— Хауптштурмфюрер!
— Да, обер-лейтенант?
— Наблюдаю массовые перемещения людей и техники в походных колоннах. Черт побери, весь город буквально кишит большевиками.
Фогель оскалился:
— Так и есть, Бауэр. Из-за того, что 29-я моторизованная удержала Тингуту, Советам пришлось перенацелить почти все боеспособные части своего Сталинградского фронта сюда. Сотни тысяч людей. Тысячи орудий. Сотни танков. Когда рассветет, вся эта орда обрушится с тыла на армию Паулюса, кое-как отбивающуюся у Калача от еще одного советского фронта — Юго-Западного.
— Шах и мат, — тихо сказал Бауэр.
— Именно так русские и считают. Но они не принимают в расчет нас.
Клаус оторвался от перископа:
— На шесть часов — бегущий человек.
— Это оказалась Эльза. Как всегда с растрепанными волосами, плюс запыхавшаяся и со свежим бланшем под глазом.
— У Баха осколками срезало антенны. Выйти на связь с бомбардировщиком не получается, — разъяснила ситуацию девушка, стараясь отдышаться.
— Да, неприятно, — покачал головой Фогель.
— Разве это неприятно? — фройляйн Вернер зло закусила губу, отчего, на взгляд Бауэра, необычайно похорошела. — Неприятно другое. Советы сумели закатать Баху с короткой дистанции в борт чем-то увесистым. Броню прошило навылет. Пожар мы потушили, но танк лишился хода.
Хауптштурмфюрер приник к перископу:
— Бах слишком заметен на фоне горящего дома. Может, мы попробуем починить Мышь-два?
— Действуйте. А я пока воспользуюсь вашей рацией.
Дважды повторять приказания Фогелю не приходилось. Забрав с собой всех, кроме Эриха, он заторопился ко второму «маусу».
Самолет откликнулся далеко не сразу, но все же отозвался. Госпожа штурмбанфюрер расслабилась, закрыла глаза:
— Вот теперь почти все.
— Блестяще, — тускло промолвил Эрих.— Поздравляю. Жаль только, что не могу разделить вашу, штурмбанфюрер, радость. Ибо не в курсе, чего такого потрясающего в том, что «почти все»...
Тут-то и выяснилось, что на самом деле вовсе не «почти все», а даже совсем-совсем наоборот — далеко еще не все. Не заметить угольно-черный силуэт «мауса», подсвеченный всполохами пожара, было трудно. Русские вычислили Мышь-два.
Корректировщики приникли к телефонам.
На восточном берегу Волги советский артиллерийский полк резерва Главного командования задрал стволы своих гаубиц почти вертикально и за две минуты выпустил по загодя пристрелянному квадрату две дюжины «чемоданов» калибром двести три миллиметра.
Второй залп дал накрытие. Сразу два стокилограммовых снаряда попали в танк Баха. Один из них пробил относительно тонкую — всего 65 миллиметров — крышу башни и взорвался в боеукладке «мауса».
Гигантский танк просто испарился, снеся напоследок мощной ударной волной соседнее здание.
«Боеприпасов — почти четыре тонны...» — с горечью вспомнил слова Клауса Бауэр.
Вот теперь точно все.
— Это Грифон. Готов к сбросу. Жду сигнала наведения, — квакнул неизвестным голосом динамик в наушниках Бауэра.
Смертельно бледная Эльза дотянулась до панели радиомаяка.
— Что ты делаешь?
— Мщу.
Байер поднял голову. Сквозь так и оставшийся распахнутым после Фогеля верхний люк был виден круглый кусок черного, почти антрацитового неба. Потом тучи вспыхнули, разорвались и на ледяную землю обрушились протуберанцы столь хорошо знакомого обер-лейтенату синего света «Мьёллнира». Расходясь от эпицентра широкими волнами, убийственные лучи накрыли своим мерцающим саваном и город, и его окрестности, и скованную льдом Волгу.
— Сброс произведен. Ухожу с боевого курса, — сообщила рация.
В углу башни, скорчившись и обхватив руками колени, тихо плакала штурмбанфюрер СС Эльза Вернер.
С запада наплывал едва слышный гул моторов: 6-я армия генерала Фридриха фон Паулюса возвращалась в Сталинград.
Бауэр сидел на уже успевшей покрыться инеем башне «мауса» и с удовлетворением рассматривал пальцы — те только что перестали дрожать. Эта приятная мелочь позволяла наконец-то спокойно закурить, а не играть с сигаретой в пляску святого Витта.
Пальцы обер-лейтенанта стали дрожать после утренней прогулки по Сталинграду. Эрих никогда не считал себя мягкотелым, но зрелище десятков квадратных километров, заваленных в несколько слоев мертвыми солдатами, рабочими, стариками, старухами, женщинами и даже детьми, ввергло обер-лейтенанта в жесточайшую депрессию.
— Господи, откуда здесь гражданские? Откуда женщины и дети? Неужели население не было эвакуировано до начала боев?
— Не было, — подтвердила Эльза, подошедшая сзади.
— Что?
— Ты размышлял вслух. Эвакуация не состоялась. Все переправы через Волгу были заняты подкреплениями. Гражданским пришлось остаться в городе.
Как-то незаметно получилось, что они перешли на «ты», что с точки зрения обер-лейтенанта являлось многообещающим обстоятельством. Но в голубых глазах Эльзы плавала пустота. Когда Эрих заглядывал в них, у него сразу появлялось ощущение, что он смотрит в бездну.
— Как удалось нанести... столь эффективный удар? — выдавил из себя Эрих. — Как вы узнали, что здесь будет огромное скопление войск?
— План утвердил лично фюрер, — тускло ответила Эльза. — Времени было в обрез. Мы страшно спешили! Завернули сюда новейшие «тигры» Поста, пригнали из Кумерсдорфа Фогеля с его «мышами»... Единственное, что могло спасти попавшую в ловушку армию Паулюса, это колоссальные одномоментные потери русских. К этому времени у нас уже была собрана мощная «Мьёллнир»-бомба. Одна! Поэтому мы не имели права промахнуться. И рвались сюда, теряя людей. Я мчалась через степь на санях: ты видел, что обычным оружием, даже сверхмощным, русских не победить. Но теперь... Теперь все будет хорошо, мой храбрый Эрих!
Девушка устало провела пальцами по заросшей щетиной щеке обер-лейтенанта.
— 29-я моторизованная дивизия не дала русским вырваться на оперативный простор южнее Сталинграда, а Паулюс сыграл в поддавки, оставив город и отступив на запад? — сообразил Бауэр.
Скупым движением век госпожа штурмбанфюрер дала понять, что так оно и было. Потом последовало дополнение:
— У Паулюса была еще одна весомая причина для отхода. Попади 6-я армия под бомбежку «Мьёллниром», ее потери оказались бы чересчур велики. Ведь не секрет, что значительная часть военнослужащих рейха не является носителем безупречно чистой крови. Возможно, не все умерли бы, но тысячи сумасшедших и покалеченных... этого не надо.
— Бляйхродт...
— Да.
— По той же причине вы завернули назад уцелевшие танки Крафта?
— Совершенно верно.
Эльза сгребла с крыши башни пригоршню снега и, склонив голову, смотрела, как сквозь пальцы просачиваются талые капли. Едва слышно произнесла:
— Вы верите в победу, обер-лейтенант?
— Всем сердцем, — отозвался Бауэр, стараясь не думать о тысячах погибших. Эх, не в рейхе это придумали: «Труп врага хорошо пахнет...».