— Кр-рутой пр-рикол! — проорал Санчо.
— Угу. — Гэвин собрался с духом и спустился по длинному откосу к темному сырому песку, границе, выше которой не захлестывали волны. Близкое соседство помогло не больше, чем белый день — от бесконечности водного приволья Гэвина затошнило. Сейчас, засветло, он отчетливо видел острова Шоалс, тесной группой встававшие по эту сторону горизонта. Поля, дома, среди прочих вроде бы гостиница постройки прошлого века, большая и белая, но ничего подлинно необычного. Острова отделяло от материка всего шесть миль (он справился в «Википедии»). Однако с равным успехом они могли лежать на обратной стороне Луны. Гэвин не стал задерживаться. Он поехал домой, съел пресный ужин и взял Санчо на поздний променад.
Ноги сами понесли его той дорогой, что в первый вечер в Портсмуте, и Гэвин с удивлением обнаружил, что сворачивает за угол к «Закусочной Дэнни и Энни». И машинально вошел. Официантка моментально засекла Санчо.
— Простите, с животными нельзя.
Гэвин залепетал извинения, но в раздаточном окне показалась Аманита и крикнула:
— Все в порядке, Хэйзел. Я знаю парня. Попугай — его поводырь. Аллергия на собак!
Хэйзел смерила их подозрительным взглядом, но впустила. Гэвин, заказал яблочный пирог, стакан молока и стал смотреть, как Хэйзел с Аманитой шушукаются за стойкой. Хэйзел украдкой зыркнула в его сторону, но улыбалась, когда принесла пирог, а с ним половинку банана. Санчо тотчас обаял ее — протяжно, восхищенно свистнул и назвал «кр-расоткой», что, признал Гэвин, соответствовало истине. Брать денег за пирог девушка не хотела, но Гэвин настоял. Аманита, занятая мытьем посуды, успела лишь помахать ему рукой. Он помахал в ответ, невольно сравнил ее с Хэйзел и испытал неприятный укол вины и жалости. Быстро доел пирог и вышел.
Аманита ждала на тротуаре.
— Я сегодня рано, — сказала она. — Вы пришли тютелька в тютельку.
Гэвин пожал плечами, казнясь пуще прежнего.
— Спасибо, что впустили. Быстро вы нашлись! И как это Хэйзел купилась? Видно же, что я не слепой.
— Подумаешь! Я наврала, что вы маниакально-депрессивный, а попугай не дает вам сорваться.
Гэвин расхохотался.
— И что я злой колдун, тоже сказали?
На губах Аманиты проступила знакомая злая улыбка.
— Она бы и это скушала. Вы же мойзнакомый! Далеко собрались?
Он опять пожал плечами.
— Так, пройтись. Например, в парк, к реке.
— Айда! — пискнул Санчо.
И по хитросплетению улиц они десятой дорогой отправились к реке. Аманита язвительно прохаживалась на счет разнообразных ресторанов и магазинов, которые в большинстве своем, по ее определению, угождали вкусам туристов и карьерных молодых специалистов. В парке Аманита увела Гэвина вниз, к пристани. Там прибавилось лодок, и освещенных, и темных. По обе стороны от причала на воде мерцал свет, течение играло отражением половинки луны. На краю парка в пахучие воды реки уходил бетонный спуск. Аманита притихла, ее нескладное лицо странно застыло. Она нахмурилась, глядя на бетон и воду.
— Вот откуда я начну, — сказала она.
— А? — Гэвину почудилось, он что-то прослушал.
— Я могу стартовать на «жуке» отсюда, — ответила она. — Понимаете, он водонепроницаемый. Потому я его и купила.
— Вы про машину?
— Да-да. Он не пропускает воду; я могу съехать по бетону, и пусть отлив вынесет меня в море. Сберегу бензин.
— Да, пожалуй, — промямлил Гэвин. Он снова не понимал, шутит она или нет.
— Серьезно, — сказала Аманита. — В шестидесятые годы два типа проехали на таком «фольксвагене» через Ла-Манш.
— Через Ла-Манш?
— Почти. Мотор заглох, поэтому они открыли лючок на крыше и гребли веслами, пока не начался встречный прилив и не пошла волна.
— Кр-рутой пр-рикол! — крикнул Санчо.
— М-да, — хмыкнул Гэвин. — Больные, ей-богу.
— Ага. Им надо было лучше отслеживать приливы. Нам это не грозит. Если угадаем со светом, придется проехать, наверное, всего пару-тройку миль.
— Угадаем со светом? — Гэвину казалось, он все время что-то упускает.
— Чтоб видеть острова.
Он вспомнил о ее детских мечтах.
— Ах да. А если не угадаем?
— Тогда будем грести.
Он отметил, как настойчиво она повторяет «мы», но не дозрел, чтобы подыграть.
— Что ж, если так, лучше прихватите спасательный жилет и побольше еды.
— Мужчины! — усмехнулась она с презрением. — Лишь бы набить брюхо. Отвезу-ка я вас домой.
— Вот здесь нашли мою корзинку, — бросила Аманита, когда они поравнялись с гранитными ступенями, ведущими к обшитой деревом, увенчанной цифрами двери.
Гэнин разинул рот.
— Мать подбросила вас доктору Джури?
Она рассмеялась.
— Нет. Батюшке вашего босса, Г. Самнеру Первому. Ваш начальник — Г. Самнер Младший. Кое-кто думает, он мой брат. — Гэвин воззрился на нее. — Да, я знаю, при лунном свете тяжело подметить фамильное сходство. Доброй ночи, Гэвин.
— Не зайдете попить чайку... или еще чего-нибудь? — Это вырвалось само; жалкая попытка отвлечь внимание от обидного взгляда в упор.
— Спасибо, но уже поздно. Мне завтра в утреннюю смену.
— Лидно. Тогда... — Гэвин порылся в кармане, потом в другом. — Тьфу, задница!
Аманита с удивленной улыбкой уставилась на него.
— Ключи посеял! — объяснил Гэвин. Он заново обшарил карманы, потом внимательно осмотрел землю в надежде, что ключи вывалились сию минуту. — Нигде не видно?
— Нет. А вы когда их видели в последний раз?
— Не помню.
— Не знаешь, где ключики, Санчо? — спросила она.
— Дер-ржи кар-рман! — ответствовал попугай.
— Задница! — Гэвин хрястнул по дверному косяку. — Дверь заперта, а мы снаружи! — Аманита беззвучно посмеивалась. — Хороши хиханьки. Доктор Джури меня убьет.
— Извините, — выговорила она. — Просто никак не могу поверить, что вы сказали «задница». Такой благовоспитанный юноша!
Гэвин залился краской.
— Сейчас не до воспитания.
— Утром можно сходить за слесарем. НГУ за вас поручится.
— А до тех пор?
— Переночуйте у меня, — предложила она. — Есть раскладная тахта.
— Это неудобно, — возразил Гэвин.
— Боитесь, соблазню? — оживилась Аманита. — Или воспитание не позволяет? — Опять сверкнула зубастая улыбка.
Гэвин, вконец сконфуженный, пожал плечами.
— Я просто...
— Кого еще вы тут знаете?
Не в бровь, а в глаз: в городе он знал только Аманиту.
— Ложись в др-рейф! — посоветовал Санчо.
— Ладно, — буркнул Гэвин.
Квартирка Аманиты помещалась на третьем этаже в доме напротив «Закусочной Дэнни и Энни» и представляла собой холостяцкий вариант: комната, плюс санузел, плюс кухонька, удручающе тесная. Да, раскладная тахта действительно была... но в качестве единственного спального места. Не успел Гэвин и рта раскрыть, как Аманита бросила на пол в дальний угол диванные подушки, достала из шкафа запасные одеяла и соорудила гнездышко. Гэвин выразил настойчивое желание спать в нем. Она пожала плечами и отправила его мыться. Вернувшись, он, цепенея от неловкости, дождался, пока она закроется в ванной, сбросил рубашку и как был, в брюках и майке, юркнул под тонкое шерстяное одеяло. Через несколько минут появилась Аманита, скромно одетая в футболку и спортивные штаны. Она улеглась в постель, пожелала ему спокойной ночи и потушила свет.
Гэвин долго не мог расслабиться, но наконец задремал под тихое дыхание Аманиты. Когда наутро его разбудила песнь Санчо, в щели по краям занавесок сочилось солнце, а хозяйки и след простыл. Гэвин на миг замер, цепляясь за смутное воспоминание о сне. Он лежит на подушках. Аманита стоит у окна и держит в руках — что?.. зеркало?.. Оно светится, словно внутри, за стеклом, горит луна. Далеко-далеко кричат чайки. Она поворачивается к нему, и лицо у нее другое. Собранное заново. Ладное. Она кладет зеркало и подходит к нему. Левый глаз сверкает.
Этот обрывок сна — больше он ничего не вспомнил — казался неуютно реальным. Гэвина пробрала дрожь, он откинул одеяло и сел, разминая лицо ладонями. У него давно не было девушки, но Аманита? Она нравилась ему, да. Интересная. Добрая. Умная. И необычная. Но необычная и в ином смысле. Чудная. Не в лице дело, твердо сказал он себе. Да и приснилась ему вовсе не Аманита. Та женщина — плод его подсознания. Не больше.