— Прав в чем?
— В том, что Бог не играет в кости со Вселенной.
— Превосходно! — пробормотал Мет, не в силах больше сдерживаться.
— Корда, мы знаем, что вы можете нам все объяснить. Только не надо вдаваться в излишние подробности, — сказал Президент.
— Дамокл вовсе не находится здесь в том виде, в каком существуем мы, люди. У него совсем другая квантовая среда. То есть она была другой… до тех пор, пока не появился этот кот по кличке Министр. Как бы это выразиться попроще? В общем, произошла рекомбинация тензоров на субвекторном уровне. Или субатомном — для тех, кто не в курсе…
— Корда, Дамокл говорил про любовь, — сказал я.
— Нет. Это вы сказали про любовь.
— Откуда вы знаете? У меня же был отключен канал связи!
— Просто Дамокл никогда не употребил бы это слово по своей инициативе. В его реальности такого неопределенного понятия не существует. По крайней мере, в такой степени. Нет возможности выразить это чувство на фигуральном языке.
— Он не раз прибегал к фигуральным выражениям, — заметила Мальбар. — Но на самом деле семанторы при этом зашкаливало.
— Вот именно. Это происходило всякий раз, когда он употреблял слова с определенной степенью неуверенности. Семантические векторы тоже зашкалило бы, если бы вы проанализировали его беседу с нашим советником по психологии.
— Так что там с этим проклятым котом? — перебил физика программист.
— Мы не можем знать точно. В действительности, мы не можем ни в чем быть уверены, — сказал Корда. — Единственное, что мне приходит в голову: кот мог установить… ну, не сознательно, конечно… неопределенную связь с пришельцем.
— Ну, теперь-то все ясно! — саркастически отозвался Мет.
— Хватит, программист! — взревел Президент. — При чем здесь именно этот кот, Корда? Почему не кто-нибудь из нас, и не какой-нибудь другой кот, и не моя сестра Пенелопа, да покоится ее прах с миром? Почему не герань или не журавль?!.
— Мы не знаем этого, господин Президент. Мы не можем знать. Эта проблема связана с квантовой физикой. Наш мир никогда не подвергался воздействию неопределенности, если не считать экспериментов. А у пришельца все иначе… Вы спрашиваете, почему причиной явился кот, а не любой другой объект? Потому что статистически это возможно.
— Как это? — мрачно спросил Президент. — Вы утверждаете, будто статистически возможно, что пространственно-временная матрица вселенского депрессивного маньяка, который заявился к нам из недр черной дыры, может измениться из-за уличного кота?
— Да, утверждаю.
Пауза. Индикатор звука стал почти невидимой белой точкой.
— Мы могли бы взять анализы у инопланетянина, чтобы узнать, какие именно изменения произошли в его организме под влиянием кота, — предложил биохимик.
— Вы никогда не брали анализы у пришельца, Уго, — с терпеливым вздохом ответил ему Корда. — Вы брали анализы у его образа в этой реальности, но сам он не поддается измерениям наших приборов в данном пространственно-временном измерении. Мы никогда не видели подлинного облика пришельца и никогда не увидим его. Ни с помощью частотомера, ни с помощью синхрофазотрона.
Биохимик поразмыслил над словами физика и сказал:
— Но аргон, содержащийся в нашей атмосфере, стабилизировал его состояние.
— Нет. Аргон стабилизировал его образ в этой реальности. Подумайте сами: тот пришелец, которого мы видим, — это его тень, проекция существа, чья система инерциальной референции имеет множество измерений, и, если судить по фактам, которые нам известны на сегодняшний день, количество этих измерений может быть переменным. Я даже осмелюсь предположить, что это количество меняется в соответствии с циклом, установленным орбитой, по которой этот «мир» вращается вокруг той космической аномалии, откуда прибыл пришелец. Именно это мы делаем при телепортации — в определенном смысле, мы играем с измерениями. Все равно что куб есть не что иное, как проекция тесеракта, куба с четырьмя измерениями. Так и мы видим лишь тень инопланетянина или, возможно, тень его проекции на иное физическое пространство.
— Корда, — прервал я физика, — Дамокл говорил нам о вещах, весьма близких нашему опыту, а семантические индикаторы не отклонились больше чем на одну десятую процента. Мы пришли к выводу, что он является депрессивным маньяком. Вы говорите, что у него нет тела?
— Орлан, я вовсе не утверждал этого. Действительно, и я цитирую великого Нильса Бора, функция физики заключается не в том, чтобы сказать, какова природа, а в том, чтобы дать абстрактное описание природы. Что такое тело, когда живешь на горизонте событий?
— Корда! — подпрыгнул программист, которого охватило отчаяние. — Ради бога! Вы говорите, что мы имеем дело с неосязаемым существом, которое нельзя обнаружить с помощью даже самых совершенных приборов, что существует пространство с неким переменным количеством измерений, которое не поддается законам Вселенной и которое в то же время двухполюсное!
— Его фазы почти наверняка связаны с некоторыми физическими аспектами циклов в окрестностях черной дыры. Сейчас нет времени объяснять это. Эффект Ухруха и тому подобное. Настоящий инопланетянин колеблется, это несомненно. Вопрос в том, что это нам ничего не дает. Орлан говорит, что инопланетянин имеет маниакальные и депрессивные приступы. Я склонен полагать, что в этом проявляется его волновая природа.
— Он сказал, что плохо себя чувствует, когда наступает депрессия, — настаивал я, хотя отдавал себе отчет: Корда хорошо обдумал то, что сейчас говорил. Он принадлежал к той редкой породе людей, которые не бросают слов на ветер.
— И я говорю, что это верно. Пришелец чувствовал себя плохо, он впадал в депрессию, а потом входил в фазу маниакального приступа. Но все это не означает, что мы его понимаем. На самом деле мы не имеем ни малейшего представления о его реальности. В любом случае, физика не отрицает, что на горизонте событий существуют эмоции и психические состояния. Просто мы, квантовые физики, не думаем о таких вещах. По крайней мере, в обычном смысле. Оставьте это. Пришелец впадает в депрессию, плохо себя чувствует и все такое. Вы чувствуете себя плохо, когда умирает ваш близкий человек, хотя в действительности мы не знаем, не лучше ли стало мертвому после смерти.
— Тогда он не депрессивный маньяк, — сказал я.
— Является ли он «двухполюсником» в мире «двухполюсников»? А мы, нормальные, не являемся ли мы больными? Орлан, я понимаю, что никто из нас не любит сдаваться перед тем очевидным фактом, что он абсолютно ничего не понимает, но ведь это так.
— Что произошло бы, если бы коту пришел конец? — деловито спросил Президент.
— Не знаю, — ответил Корда.
— Хоть что-то вы знаете, советник по квантовой физике? — резко осведомился Президент. Я еще никогда не видел, чтобы он так обращался со старейшиной нашего Совета.
— Да, кое-что. То, что он уже не станет использовать Землю как сцену для пиротехнического шоу.
— Вы и психолог, кажется, единственные, кто уверен в этом, но я не понимаю почему, — сказал биохимик.
— Что скажете, Корда? — спросил Президент, явно соглашаясь с Уго.
— Мы предположили, что он не причинит вреда Земле, потому что не хочет убить кота. Но причина в другом. Пришелец уже не в состоянии вернуться домой. Любой кот, в том числе и Министр, не смог бы выжить на горизонте событий. Думаю, это ясно. Но вы не понимаете, что пришельца изменил кот, а точнее, тот физический феномен, который мы называем «афинский уличный кот». Пришелец теперь заражен неопределенностью. Он не может вернуться. Дело не в том, что он при этом не выживет и все такое. Он просто не способен вернуться.
— Ах, черт, значит, непрошеный гость останется у нас навсегда, — сказал Мет.