Высаженный по собственной просьбе напротив больничного комплекса «Эдип» Артём пересек скверик и остановился возле аптечного киоска, где приобрел десяток водочных капсул, половину которых немедленно употребил. Таблетки от несварения совести.
Нет, не страх оказаться в соседях по палате с Пашей Моджахедом, не мысль о том, что станется с семьей, очутись ее глава в таком положении, не хороший оклад, обещанный настолько уклончиво, что боязно было даже предположить истинные его размеры, – нет, соломинкой, переломившей хребет верблюду, явилось, представьте, упоминание пенсии.
О пенсии Артём Стратополох и мечтал, и не мечтал. Какая-то подачка на старость ему светила, но столь символическая, что ради нее не стоило даже бегать с документами по инстанциям. Пребывание на учете в поликлинике, правда, учитывалось как стаж, но доходы, доходы… Все газетки, в которых он сотрудничал (и «ПсихопатЪ», и «Мория», и «ГБ-френь»), платили, как было упомянуто выше, неплохо, но гонорар предпочитали вручать в конвертике, никак это дело не фиксируя.
С одной стороны, такое положение давало Артёму возможность с пеной у рта утверждать в «Последнем прибежище», что под старость он намерен, не в пример продавшимся «больничному режиму» соратникам, из принципа умереть за Родину под забором. С другой стороны, этак можно было и впрямь под ним умереть.
– А-а… Лауреаты и натуралы…
Поднял глаза. Перед скамьей, на которой он присел, ожидая, пока лекарство усвоится, стоял тот самый коллега, что придумал рубрику «Отрывки из сочинений классиков». В правой руке его пестрел свежий номер газеты «Будьте здоровы!».
– Ну ты лизнул, – с ехидцей молвил коллега. – До самых гланд! Нет, ну это надо же: «За Родину душой болеет один Президент…» Много заплатили?
Секунду Стратополох непонимающе глядел на соратника, а потом с ужасом вдруг осознал, что его ядовитая бунтарская фраза, попавши в официальную прессу, не просто утратила язвительность, но зазвучала вполне верноподданно, едва ли не подобострастно.
Как же тогда будет читаться сборник стихов «Умножение скорби»?
На секунду Артёмом овладела так называемая дакномания, иными словами, навязчивое стремление покусать окружающих, однако чуткий коллега уже успел к тому времени презрительно повернуться и уйти.
«Надо что-то делать», – придя в себя, растерянно подумал Стратополох.
Что?
«Человек вы разумный, – снова зазвучал в мозгу властный до брюзгливости голос орденоносного омоновца. – Даже вон с учета вас сняли…»
А если снова стать на учет?
Вдруг у них там особый пунктик есть: психов на работу не брать?…
Повадился что ни день в поликлинику! А с другой стороны, что тут еще придумаешь? Предстоящая авантюра шансов на успех не имела, и Стратополох сознавал это лучше кого-либо иного.
Да и где он, этот иной?
На то, что Артёма официально восстановят в рядах патриопатов, рассчитывать было по меньшей мере наивно, но почему бы не попытаться обойти добрейшего Валерия Львовича с другого боку? Тем более участковый и сам предлагал обращаться с неврозами в любой момент… Впрочем, даже если обойдешь… Вон у градоначальника, как выяснилось, диагноз куда круче – эпилептик, а работает… И как работает!
Все же попытаться стоило.
Чувствуя себя то Петром, то Иудой (первый, напоминаем, предал из страха, второй – за деньги), подходил литератор к розовому особнячку.
У крыльца его поджидал старый знакомый в некогда щегольской, теперь же обтерханной и грязноватой кожаной куртке.
– Ну?… – с победной хрипотцой приветствовал он Артёма, дохнув на него плотным перегаром. – Что я говорил? Вчера – оттуда, сегодня – снова туда…
Привычным жестом распахнул правый борт куртки, предъявив торчащие из внутреннего кармана бледные тоненькие брошюрки «Что отвечать психиатру?», внешне до обидного напоминающие сборничек стихов самого Стратополоха.
Стиснув зубы, Артём обежал искусителя и устремился по коридорчику к заветному кабинету. В том-то и штука, что психиатру надо было сейчас отвечать совсем не то, о чем говорилось в брошюрках. Собственно, не психиатру, а участковому психотерапевту, но в данном случае это значения не имело…
– Что с вами? – ахнул Валерий Львович.
– Навязчивости, – прохрипел Стратополох, оседая на стул. Участковый всмотрелся и понял, что дело, кажется, и впрямь серьезное.
– В чем это выражается?
– Я все переделываю, доктор!
– Что именно?
– Текст! – вздрогнув, признался Стратополох. – Переписываю каждый абзац по сто раз.
Далее оба понизили голоса, подались через стол друг к другу, беседа пошла напряженно, тревожно, стремительно.
– По сто раз, вы говорите?
– Ну не по сто… По десять, по двадцать раз! Ничего не могу с собой поделать. И боюсь, боюсь…
– Чего боитесь?
– Боюсь, как бы какое слово не повторилось.
– А если повторится?
– Плохо…
– Почему? Дурная примета?
– Нет. Просто боюсь. Перечитаешь, что написал, вроде нет повторов. А потом опять появляются. Сами…
Артём видел, как в пристальных увеличенных линзами глазах участкового затлел охотничий огонек. Только бы не переиграть, только бы не переиграть…
А недоиграешь – тоже ничего хорошего.
– То есть чувствуете сильный страх?
– Да! А тут еще значки вдобавок…
– Какие?
– Просто значки. Я их вижу, понимаете, вижу!
– Как видите: в голове или на мониторе? Что за значки?