Дождь барабанил по неторопливо продвигавшейся к излучине лодке. Геркина свернулась клубочком на коленях Элизабет, однако теперь бока ее вздымались, усы подергивались, лапы шевелились. Повернувшись, Клем заметил «Тимирос», по-прежнему привязанную у левого берега Талии, Старый Эфрам стоял, опустив лапу на рукоятку лебедки. По правому борту торчали клочья рваного металла, однако Клема удивило то, сколько ящиков оставалось на месте.
Когда они оказались у самой кормы, Старый Эфрам крикнул:
– А мой стол?! Где мой стол?
Молодой Эфрам буркнул себе под нос нечто неразборчивое, а потом ответил:
– Наверное, пираньи сожрали! Клем указал когтем назад:
– Мы проехали на нем за эту излучину, но потом течение унесло его дальше…
– Хорошая была вещь, – огорчился вслух старый крыс, пока Клем привязывал лодку к причальным кольцам, а Молодой Эфрам передавал наверх весла. – Ну ладно, поднимайтесь обратно на борт. Теперь ничего не поделаешь, а нам надо добраться до Бентито, пока до нас самих не добрался настоящий фронт.
Клем вскарабкался наверх по лестнице из трех звеньев, свисавшей с кормы баржи; остановившись, он поглядел на крыса:
– Настоящий фронт? А этот что, игрушечным тебе показался?
Ступив на палубу, он взял полотенце, протянутое ему Старым Эфрамом.
– Нет, конечно, в подлинности ему не откажешь: он, проклятый, смыл пять моих ящиков и стол. Однако предупреждали нас не о нем. – Эфрам показал вниз по реке. – Тот только приближается к нам.
Клем поглядел на Элизабет, которая перебиралась через ограждение, поместив Геркину на шее, как воротник. На западе серые облака темнели, приобретая на самом краю горизонта истинную черноту жуткой бури. Поморгав, Клем повернулся к Старому Эфраму:
– Но твой шторм еще даже не подошел к побережью! Старый Эфрам пожал плечами:
– Я же сказал, что нас предупреждали не о прошедшей буре.
Он повернулся здоровым глазом к Молодому Эфраму, перелезавшему через поручень:
– Отвязывай линь, парень, и поднимай лодку на борт. Когда начнется этот шторм, я не намереваюсь находиться к реке ближе, чем таверна Бельцайра. – Он показал когтем на Элизабет: – А всем вам, наверное, лучше подняться в рубку лоцмана – там тепло.
Повернувшись спиной к пассажирам, он отправился к носу судна.
Соскочив с плеча Элизабет, Геркина сделала несколько неровных шагов, поскользнулась и упала на бок. Моргнув, кошка принялась вылизывать бок.
– Терпеть не могу воду! – сказала она. Элизабет присела на корточки возле нее:
– Я понимаю. Давай-ка выбираться отсюда, хорошо?
– Что? – посмотрела на нее кошка. – Бетти, девочка моя…
– Не смей называть меня так!
– Неужели мне нужно напоминать, что мы оказались здесь по твоему требованию… или ты забыла, что хотела отыскать Речного Человека, дабы он вернул тебя домой?
– Речного Человека! – скривилась Элизабет. – Ты же слышала слова Клема: это всего лишь легенда. Разве ты сама не говорила, что у этих роботов иногда в головах разбалтываются гайки? Нам нужно уходить отсюда. Вижу, здесь можно скитаться несколько лет, но так ничего и не найти.
Геркина ухмыльнулась:
– Ну-ну. A я-то думала, люди не поддаются обучению. Неужели наша Бетти начинает прислушиваться к голосу рассудка?
– Заткнись, Герка. Просто, ну, просто от этого мира… – она потерла руки, – меня бросает в дрожь. Наверное, мы можем подыскать себе более перспективное занятие, чем бродить по джунглям в поисках несуществующего создания.
– Вот это деловой разговор! – Геркина поднялась на все четыре лапы, поежилась и торопливо села. – Я знаю кое-кого из приближенных Высшего Одинокого, которые могут нам помочь. Пробиться к ним наверх весьма сложно, они тоже способны выкидывать всякие штучки, но мне уже приходилось иметь с ними дело и добиваться успеха. – Она посмотрела на Клема. – Прости, кузен, но реки не вдохновляют меня.
– Понимаю, – проговорил Клем, ощутив, как колыхнулась баржа. – Наша река нередко удивляет даже меня. Войдем внутрь?
– Аминь – говорю тебе, – процитировала Геркина и, поднявшись на ноги, скользнула между ящиков в кабину.
Элизабет повернулась, чтобы последовать за ней, но Клем опустил лапу девушке на плечо:
– Почему ты ничего не сказала ей? Если Геркина узнает, что ты…
– И не вздумай рассказать ей! – отрезала Элизабет, а потом, покачав головой, положила руку на плечо Клема. – Если она узнает, то, наверное, начнет думать, что в долгу передо мной. A я этого не хочу. Я не желаю, чтобы она думала обо мне иначе! – Кривая улыбка казалась странной на плоском лице. – Она поддерживает меня в боевом настроении, потому-то я жива до сих пор. Словом, Клем, прошу тебя, ничего не рассказывай.
Клем не мог не улыбнуться:
– Но я же сказитель! Она усмехнулась:
– Тогда подожди до тех пор, пока мы не уйдем отсюда, ладно? Машины застучали, баржа неторопливо отвалила от берега. Молодой Эфрам скользнул мимо к лебедке:
– В Бентито прибудем через двадцать минут. Нечего мерзнуть наверху, входите.
– Спасибо тебе, Эфрам. – Клем повернулся к Элизабет. – Иди, а я постою здесь немного.
Потрепав его по плечу, девушка повернулась и вошла в каюту. Клем проводил ее взглядом и попытался представить себе миры, полные людей, миры, которыми правят машины, миры, которыми владеют чудовища – там, в небе, открытом для глайдерамблеров. Небо над его головой казалось совсем крохотным, а до облаков явно нетрудно было достать лапой.
Но река плескалась возле борта баржи, и, опустив взгляд, Клем поглядел на ее бурные, темные воды. Он попытался припомнить истории, которые рассказывал возле очагов в городах и поселках на берегах Талии: о Человеке-Бабочке, о Карликах-Землеройках, сказания столь же сказочные, сколь и то, которое повествовало о Речном Человеке. Мысль эта заставила его улыбнуться.