Присев на скамейке у задней стены гостиницы, волшебник подставил лицо ласковым лучам утреннего солнца и мелкими глотками потягивал чай, любуясь пышными фруктовыми садами, покрывавшими пологий склон. Он даже слегка вздрогнул, когда перед ним бесшумно возник младший сын Мьюригама Арджун. Мальчик вежливо поклонился, и Винкас удивился еще больше: по традиции никто не осмеливался беспокоить участника перед Состязанием.
– Не хотите ли чашечку чая покрепче, мастер? Или печенья? – спросил Арджун. Он был темнокожим, худым и лицом напоминал отца, но черты его были более тонкими, почти изящными.
– Меня вполне устраивает чай, который я пью, но все равно я благодарю тебя за заботу, – церемонно ответил маг.
Мальчишка снова поклонился, но не уходил, и Винкас взглянул на него внимательнее.
– У тебя ко мне какое-то дело, Арджун?
– Ничего такого, из-за чего стоило бы вас беспокоить, мастер, но… – Мальчик виновато обернулся через плечо и продолжил: – Я только хотел спросить… Не могли бы вы принять меня к себе в ученики, когда… когда мои способности окончательно проснутся?
Чтобы дать себе время обдумать ответ, Винкас сделал глоток чая из своей чашки.
– Я от души надеюсь, что твои надежды оправдаются… Однако для начала мне бы хотелось узнать, почему ты так уверен, что сумеешь овладеть магическим искусством? По опыту я знаю: это удается немногим.
– Я уверен, потому что уже умею хорошо чувствовать магию. К примеру, когда вы или мастер Тан создаете тюльпан с лепестками пяти разных оттенков, я ясно вижу их все, тогда как мой отец способен различить только четыре или даже три. А если какой-нибудь великий маг вроде вас даст мне такой цветок в руки, я почувствую и его вес, и какой он на ощупь… Мой отец и братья на это не способны. Винкас криво улыбнулся:
– Ради твоего же блага, Арджун, я желал бы, чтобы дело и впрямь обстояло так просто, но все, к сожалению, гораздо сложнее. Действительно, и магия, и чувствительность к ней являются свойствами одного и того же джинна, однако в каждом джинне существуют две разные подсистемы, одна из которых отвечает за магические действия, а другая – за восприимчивость к колдовству. Иными словами, твоя способность чувствовать магию, какой бы острой и развитой она ни казалась, вовсе не означает, что ты непременно станешь оператором.
– Не стану? – Глаза мальчика потемнели от огорчения.
Винкас вытянул вперед руку, и на его раскрытой ладони появилась изящная медная шкатулка.
– Потрогай ее и скажи, что ты чувствуешь. Мальчик подчинился.
– Она… Поверхность намного грубее, чем кажется, и она ужасно холодная.
– Ого! Ты не смог бы почувствовать мнимую температуру без помощи контролирующего узла. Это значит, что такой узел у тебя действительно есть, и он развивается. Если так будет продолжаться и впредь, то не исключено, что в конце концов он разовьется в полноценной микроимп.
– И тогда я стану магом?
– Ну, если ты готов много работать, если ты жаждешь учиться, тогда у тебя неплохие шансы.
– А вы согласны учить меня, если у меня заведется имп, мастер? Винкас заколебался:
– Возможно. Коли сумеешь преодолеть первые трудности, мы подумаем, как быть дальше.
Арджун улыбнулся, и его глаза весело заблестели.
– Спасибо, мастер! – Он повернулся, чтобы уйти, но снова остановился. – Я думал, имп есть у каждого, – сказал мальчуган.
– У большинства людей существует некое внутренне пространство, в котором при определенных условиях может развиться имп, но, к сожалению, в наши дни это происходит все реже и реже.
– В наши дни, мастер?
– В это время, Арджун. Ученые утверждают, что в Древние времена каждый человек был магом, способным создавать неотличимые от реальности иллюзии, которые держались сколь угодно долго. Однако с каждым последующим поколением магические способности в людях ослабевали.
– Мне бы не хотелось, чтобы все люди могли создавать иллюзии, мастер. Какой тогда интерес быть магом? А если магия никого не удивляет и не восхищает, зачем она в таком случае нужна?
Винкас уставился на мальчика. Он почти забыл о предстоящем Состязании.
– В самом деле – зачем?… Знаешь, Арджун, я прожил долгую жизнь, но за все эти годы ни разу не задумывался над этим вопросом. Мне представляется, что Древние создали джиннов в качестве некоего необходимого дополнения к обычным человеческим способностям, но даже для них это была непростая работа. Джинн дает человеку силы и укрепляет здоровье – эти его свойства трудно переоценить. Вот почему я уверен, что и у магии должно быть какое-то весьма важное предназначение… – Винкас покачал головой. – Ты показал себя проницательным и вдумчивым пареньком, Арджун, и я обещаю, что мы обязательно вернемся к нашей сегодняшней беседе, как только твой имп начнет разговаривать с тобой.
Мальчик низко поклонился и убежал. Винкас допил остывший чай и вслед за Арджуном вернулся в гостиницу. Кивнув на ходу нескольким незнакомым и полузнакомым людям, которые приветствовали его почтительным поклоном, маг выбросил чашку в мусорную корзину и быстро пошел через вестибюль к входным дверям.
Выйдя на улицу, Винкас остановился на крыльце, пораженный плачевным видом, который приобрел город за прошедшую ночь. Стоявший тут же Таката Хаи тоже разглядывал жалкие остатки своих многоцветных миражей, и вид у него был самый печальный. Вместо прозрачного льда, в котором еще вчера вспыхивали яркие бриллианты, дома и храмы были укрыты пеленой серого дыма или тумана, напоминавшего грязный весенний снег. В тумане уныло тлели крошечные огоньки, похожие на остывающие угли.
– Мне очень жаль, Таката-сан, – негромко проговорил маг. – Вчера вечером мой имп внезапно сменил гнев на милость и даже предложил свою помощь, но ничего путного из этого все равно не вышло.