КАФЕДРА ВАННАХА: Постмодернистский космос Жана Бодрийяра: Чтобы описать реальность, нужно признать, что она не существует
Автор: Ваннах Михаил
6 марта в Париже скончался философ и теоретик культуры Жан Бодрийяр (Jean Baudrillard). Его называли последним столпом постмодернизма. Постмодернизм — модное слово. В философии, антропологии, архитектуре и литературе. А вот как соотнести постмодернизм с позитивными науками, с технологиями и их влиянием на общество?
Давайте посмотрим на это на примере жизни и работ Бодрийяра. Но сначала попробуем определить, что такое постмодернизм. Термин постмодернизм больше всего любит гуманитарная среда, ловко избегающая точных определений и значений. Но сегодня все более или менее знают, что постмодернизм есть состояние культуры общества, которое характеризуется утратой ценностных ориентиров. И литераторы, и художники, придерживающиеся постмодернистского стиля, склонны к многоуровневому творческому цитированию при переоценке ценностей цивилизации; они наполняют свои произведения иронией. Ограничимся пока этим и вернемся к судьбе Жана Бодрийяра.
Словарь Webster
Постмодерн (postmodern) — термин, употребляемый с 1949 года, обозначает движения в искусстве, архитектуре или литературе, явившиеся реакцией на философию и практику модернистских движений и обычно характеризующиеся возвратом к традиционным элементам и техникам. Отсюда производные — постмодернизм и постмодернист.
Родился Бодрийяр в Шампани, в Реймсе, в 1929 году. В городе, который под именем Дурокорторум был столицей римской провинции Белгика; в городе, где король франков Хлодвиг принял христианство; в городе, где короновались монархи Франции.
Реймс хоть и являлся сокровищем европейской культуры, был снесен кайзеровской артиллерией в Первую мировую. Мы не уклонимся от темы — ведь нам надо выяснить, почему постмодернизм характеризуется утратой ценностных ориентиров, — если расскажем о занятном событии, происшедшем 3 октября 1914 года. Тогда в германских газетах было опубликовано «Воззвание к культурному миру». Его подписали 93 виднейших ученых, писателей, художников Второго Рейха. Не избежал общей моды даже Томас Манн, позднее бескомпромиссно выступивший против Гитлера. Про расстрел артиллерией незащищенных городов писалось — «Неправда, что наши войска зверски свирепствовали в Лувене. Против бешеных обывателей, которые коварно нападали на них в квартирах, они с тяжелым сердцем были вынуждены в возмездие применить обстрел части города». То есть, как только технология позволила создать достаточно мощные артиллерийские орудия, человечество, хоть и «с тяжелым сердцем», тут же применило их для уничтожения высших достижений культуры минувших веков.
Жану было одиннадцать лет, когда Гитлер принимал парад вермахта на Елисейских полях. Ему исполнилось пятнадцать, когда «шерманы» Леклерка вошли в Париж. И когда изучавшему германистику в Сорбонне Бодрийяру было двадцать два, ФРГ и Франция создали Европейское объединение угля и стали, прообраз будущего ЕС. Воевать-то по большому счету было не из-за чего. Две мировые войны двадцатого века были порождены политиками, которые не сумели осознать масштаб изменений, внесенных в мир технологией прежде всего крупносерийным и массовым производством, требующим рынков сбыта более обширных, чем дает даже самая обширная держава, и которые пытались справиться с ними в рамках устаревших категорий империй и национальных государств. Попытка избежать Второй мировой методами традиционной дипломатии — отдав Гитлеру Чехословакию — легла несмываемым пятном позора на европейских правителей. Традиционно эти политики были связаны с крупным капиталом — и поэтому неудивительны левые симпатии и Бодрийяра, и большей части интеллектуалов Франции.
Бодрийяр преподает в лицее, переводит с немецкого левых авторов: Бертольда Брехта, Карла Маркса и др.
Но на дворе 1956 год. ХХ съезд КПСС. Европейские левые с удивлением обнаруживают, что СССР вовсе не воплощенная утопия и пример всем народам, а ГУЛАГ отнюдь не выдумка реакционеров. А тут еще проблемы с пролетариатом, классом, который, преодолев самого себя, должен был проложить дорогу в светлое будущее. Класс этот размывался. Отчасти — заинтересованностью рыночной экономики в платежеспособном потребителе, исключавшей марксово обнищание масс. Но еще сильнее — технологией. Массовые производственные процессы — точное литье, штамповка, производство синтетических материалов, сегодня — производство интегральных схем, — резко уменьшили долю «синих воротничков» в экономике. В США с середины 1950-х годов «белых воротничков» оказывается больше, чем рабочих. Аналогичные процессы идут и в Европе. И осмысляются неомарксистами, прежде всего Гербертом Маркузе.