Астрономы из группы Смита полагают, что SN 2006gy следует отнести к новой разновидности сверхновых, которая до сих пор существовала лишь в теории. Расчеты показывают, что звезды-исполины с массами от 140 до 250 солнечных масс взрываются по совершенно особому сценарию. Так, видимо, погибла и SN 2006gy, чья масса в полтораста раз превышала солнечную.
Принято считать, что звезды массой в двадцать-тридцать солнечных быстро сжигают свое термоядерное топливо, коллапсируют и превращаются в черные дыры, тогда как коллапсирующие звезды меньшей массы дают начало нейтронным звездам. Однако теоретические расчеты показывают, что самые массивные звезды должны кончать свою жизнь иначе. Температура их ядер повышается настолько, что уже после сгорания углерода, но еще до завершения цикла реакций термоядерного синтеза там возникает высокоэнергетичное гамма-излучение, кванты которого при столкновениях превращаются в электронно-позитронные пары, а возможно, и в более тяжелые частицы и античастицы. Поскольку в итоге плотность гамма-излучения уменьшается, внешние слои звезды, которые ранее сдерживались его давлением, падают к ее центру. Этот процесс, так называемая имплозия, еще больше разогревает недра звезды и запускает цепочку быстропротекающих термоядерных реакций, которые приводят к синтезу ряда тяжелых элементов, в том числе и никеля-56 (расчеты показывают, что его масса может составить до 15% первоначальной массы звезды, то есть в данном случае – двадцать солнечных масс). В результате этих процессов давление в звездном ядре вновь подскакивает, и оно взрывается, не успев сколлапсировать в черную дыру. АЛ
Язык, которым мы пользуемся, определяет краски окружающего нас мира. К таким выводам пришли ученые из Массачусетского технологического института на основании серии экспериментов на скорость восприятия оттенков синего.
В убогом языке Шекспира, в отличие от великого и могучего русского, нет двух разных слов для голубого и синего цвета. И тот и другой в английском языке просто blue. И чтобы отличать оттенки при переводе англичане и американцы вынуждены использовать два слова – светло– и темно-синий.
Чтобы понять, как язык влияет на восприятие оттенков синего, ученые набрали в окрестностях Бостона полсотни добровольцев, у половины из которых родной язык был русским. Добровольцам предложили различить на картинках с двадцатью оттенками синего, какой из трех квадратов имеет отличную от двух других яркость. Русскоязычные справлялись с этой задачей в среднем на десять процентов быстрее. Но когда добровольцам предложили одновременно повторять в уме восьмизначное число, шансы у всех сравнялись. Это, по всей видимости, подтверждает лингвистическую природу более быстрого различения оттенков синего русскими (необходимость удерживать в памяти длинное число нивелирует преимущества в распознавании цвета).
По мнению авторов, результаты экспериментов свидетельствуют в пользу гипотезы, сформулированной еще в тридцатые годы прошлого века Бенджамином Уорфом (Sapir-Whorf Hypothesis), согласно которой структура языка определяет структуру мышления и способ познания внешнего мира. Причина успеха русскоязычных не в том, что говорящие на английском люди хуже различают цвета, а в том, что мыслящие на русском не могут избежать необходимости отличать синий от голубого.
Однако не все специалисты согласны с этими выводами. Возможно, в интерпретации экспериментов перепутаны причина и следствие. Для голубого и синего цвета есть два разных слова только в пяти процентах всех языков. И все эти языки принадлежат народам, живущим в высоких широтах. Только суровый северный климат делает живущих там людей экспертами в различении оттенков синего неба. А у многих народов, живущих ближе к экватору, нет даже разных слов для синего и зеленого цветов. По-видимому, это связано с тем, что их глаза «обожжены» ярким солнцем экватора. Так что, возможно, наоборот, физические условия жизни определяют набор слов нашего языка, а отнюдь не язык формирует наше восприятие мира. ГА