В чем тогда разница с тем сценарием, который реализовался?
— В том, что деньги теневиков пришли бы не в космическую промышленность, не в нефтяную отрасль, они бы пришли в кафе, в предприятия по пошиву одежды. И бог с ним, там бы они завертелись, это стало бы школой капитализма для нового класса… Так что если рассматривать рост экономики с точки зрения уровня организованности, и если каждая новая ступень — более высокий уровень организованности, то я считаю, что мы не поднялись, а опустились на несколько ступенек.
То есть технологии XXI века у нас вовлечены в экономические отношения где-то на уровне XVIII века?
— Совершенно верно. В этом парадокс. Мы получили много собственников, но эти собственники не капиталисты. У них нет ни буржуазного сознания в политическом плане, ни навыков капиталистической организации труда. Одна из наших величайших иллюзий в том, что если изменить титул собственника и назвать что-то государственное частным, то эффективность повысится. Да ничего подобного. Если министр превратил часть собственного министерства в трест, а потом трест — в частную компанию (а это основной путь, которым мы шли), он руководит этой компанией так же, как руководил министерством. Если референт в министерстве подсовывал ему бумаги на подпись, делая свои маленькие делишки и получая за это мзду, а теперь он стал называться помощником председателя совета директоров, то воровство от этого не перестало быть воровством. Изменилось другое — упал уровень организованности, уровень рациональности.
ТЕМА НОМЕРА: Жизнь после серости
Автор: Леонид Левкович-Маслюк
Некоммерческая ассоциация «Российский дом международного научно-технического сотрудничества» была учреждена Миннауки, РАН, Госимуществом и Российским фондом фундаментальных исследований в 1993 году. В нее входят полтора десятка инновационных компаний, в части которых она выступала соучредителем. «Российский дом» можно назвать виртуальным технопарком: ассоциация не предоставляет помещения или оборудование для стартапов, но она находит для них инвесторов, менеджеров, зарубежных партнеров, способных вывести на рынок перспективные технологии. Кроме того, ассоциация занимается проведением выставок российского хайтека за рубежом.
Я попросил президента «Российского дома» Бориса Салтыкова (в недавнем прошлом, напомню, министра науки РФ) прокомментировать ситуацию теневой продажи технологий, о которой рассказывает Владимир Пастухов в материале «XXI/XVIII».
Борис Георгиевич, насколько сегодня типична такая форма существования инновационного бизнеса: где-то в недрах полунищего НИИ создается новая технология мирового уровня. Она продается за огромные деньги через специально созданную за рубежом фирму-агента. Доход достается в основном дирекции. Нищенское состояние НИИ от этих упражнений не изменяется.
— Продажа результатов работы через подобные фирмы началась очень давно — я думаю, еще до нашей капиталистической революции. Еще при Горбачеве — в кооперативах, и в так называемых центрах НТТМ [Научно-технического творчества молодежи], которые получили гораздо бо,льшую хозяйственную самостоятельность, чем госпредприятия. Потом этот опыт пригодился при создании настоящих частных фирм при институтах (институт обычно был их [со]учредителем). Такие фирмы свободно использовали все активы института (помещения, оборудование, приборы и пр.), причем чаще всего без всяких документов. Эта схема распространена и до сих пор. Конечно, она серая в том смысле, что коллективы этих фирм часто не платят арендную плату, зарплата выдается в конвертах и т. д. Недавно контрольное управление Президента РФ проверяло институты РАН, и были найдены великолепные примеры таких схем. Один из институтов сдавал пару тысяч квадратных метров за двадцать долларов в год, хотя все знают, что в этой части города минимальная цена — триста. Все понимают, где остальные деньги, а администрация объясняет: нам нужно ремонтировать, докупать компьютеры, а если мы все покажем, все и уйдет в бюджет, потому что это госимущество. Вот это и называется серой экономикой. Она может быть и не криминальной, а, наоборот, работать как бы в пользу сотрудников. Но поди проверь, не себе ли в карман директор кладет эти деньги. Никто не проверит всех, но могу предположить, что значительная часть институтов живет, применяя подобного рода серые схемы. В чем может быть, между прочим, и большая несправедливость: в огромном здании в центре Москвы может сидеть совершенно бездарный институт и жить хорошо, сдавая свои площади в аренду. А прекрасный коллектив, которому достался в 1992 году подвал, не имеет такого подспорья.