Справедливости ради надо сказать, что научное сообщество того времени сделало героическую попытку собственными силами внедрить невостребованный прежде интеллектуальный запас в массовое производство. По воспоминаниям (и не только моим), в среднем на одну лабораторию приходилось как минимум одно малое предприятие, внедряющее накопленные научные знания в существующие и новые технологические цепочки. Сил и труда, а также инициативы и творчества в эти малые предприятия было вложено колоссальное количество. Практически никто из их создателей не добился успеха, если не начал торговать секонд-хэндом [Китайского барахла еще не было] или не подсел на трубу. Так или иначе, но самоокупаемость науки не наступила.
Когда большинство попыток реализовать себя в сфере науки и высокотехнологичного производства провалилось, активная часть научного сообщества двинулась по другим, не столь общественно полезным путям: эмиграция, смена рода деятельности и др. Время стремительных перемен, вообще говоря, к рефлексии не располагает. Однако ошибки, которые не были осмыслены, имеют тенденцию к повторению. В свое время работу над ошибками мы не провели [Это ничего, что я высказываюсь за все научное сообщество?], что уж теперь удивляться. В прошлом году опять сошлись "…вода и камень, стихи и проза, лед и пламень…". Минобрнауки в очередной раз пытается реформировать РАН. Наблюдая за дискуссией [С крайними точками зрения можно ознакомиться, например, в [2]], я для себя отметил, что Академия (а ее позиция мне близка) использует весьма узкий набор аргументов в подтверждение своей общественной полезности. В основном эксплуатируется то же представление о необходимости науки в цепочке технологического производства, что и в девяностые годы. То есть мы вновь апеллируем к окупаемости науки.
В некоторой степени представление о «самоокупаемости» научного труда стало обезоруживающим фактором для научного сообщества 90-х. По крайней мере, для естественников и инженерного корпуса. Битва за ресурсы со стороны ученых протекала исключительно в виде обещаний технологического прорыва, который вот-вот выведет Россию в число технологически развитых стран. Кстати, и сейчас подход в целом не изменился [Последний раунд – выделение средств на развитие нанотехнологий – можно было наблюдать совсем недавно]. Как оказалось, эта позиция довольно уязвима:
• Ценность научного труда как общественного достояния заменяется ценностью отдельных прорывных технологий, что разрушает научную корпорацию, превращая научное сообщество в сборище нещадно конкурирующих группировок.
• Целевое финансирование вызывает соблазн сэкономить на непрофильных научных направлениях.
• Требуется быстрый результат, а стратегическое планирование, соответственно, не требуется.
• Фундаментальная наука и высшее образование оказываются за бортом, в силу ориентирования на быстрые проекты.
• У правительства появляется соблазн спихнуть финансирование науки на промышленность.
Итак, научный капитализм пришел. А вместе с ним возникает тип ученого-капиталиста. Пока миру явлены венчурные ангелы (в наших краях практически не встречаются) и гибрид ученого и шоумена – человека, гастролирующего по планете в поисках грантов. Это лишь первые этапы, что будет дальше? Какова предельная форма, каков вид совершенно-либерального "экономического животного", пасущегося/охотящегося на поле децентрализованной науки?
Для ученых, окучивающих группы товаров с годовым объемом рынка за 100 млн. долларов, возможно, сохранится прежний уклад. Будут жить на ежегодные гранты в 100—500 тысяч долларов. С десяток приборов и человек двадцать персонала. Однако таких коллективов будет сравнительно немного (в РФ меньше тысячи).
Более бедные в коммерческом отношении ниши требуют более шустрых особей. Лабораторию содержать уже накладно (самый дешевый прибор – от 10 тысяч баксов, плюс помещение, зарплата, коммуналка…). Следовательно, работать здесь может одиночка или член децентрализованного коллектива. Экспериментальные работы ведутся на арендуемом оборудовании, но упор делается на численное моделирование и расчетные методики: дешевые эксперименты со сложной обработкой результатов, когда фильтрация данных из полученного интегрального сигнала превращается в нетривиальную задачу; очень широкий кругозор, но очень узкий набор методов. В пределе ученый этой генерации – владелец/пользователь специализированного программного комплекса. Набираясь профессионального опыта, он наполняет комплекс различными физическими моделями, расчетными схемами, уточняет методики, расширяет область применения, подгоняет, подстукивает, подлаживает… В итоге уникальность и широта этого инструмента становится его конкурентным преимуществом. Статей автор не пишет, разве что попиариться захочет. Впрочем, пиариться будет необходимо. Во всяком случае, до тех пор, пока в этом социальном слое не возникнут свои децентрализованные институты: независимые рейтинги, клубы, форумы.