И одна из этих причин заключается в том, что генетика, в общем-то, не очень точная наука.
Вернее, не сама генетика, а интерпретация тестов ДНК. К сегодняшнему дню ученые разработали тестовые методики более чем для тысячи болезней, однако во многих случаях выявленная предрасположенность к тому или иному заболеванию ни диагнозом, ни приговором не является (хотя может использоваться и используется для подтверждения диагноза - как в случае с Карри). Ученые имеют дело с вероятностями - и часто не могут ответить на вопрос, будет ли реализована генетически заложенная предрасположенность, и если да, то при каких условиях. Иными словами, если тест покажет, что человек предрасположен к раковым заболеваниям, то отсюда еще не следует, что он заболеет. Вероятность заполучить злокачественную опухоль у него выше (впрочем, это, как правило, очевидно и до проведения тестов - их в основном проходят люди, у которых в семье были больные раком), но и только. Кроме того, достоверные методики разработаны по большей части для тех наследственных заболеваний, для запуска которых достаточно мутации одного конкретного гена. Такие болезни, к слову, встречаются не очень часто. А вот механизм запуска множества распространенных недугов (рак, болезни сердца) гораздо сложнее - об этом свидетельствует тот факт, что наличие мутации далеко не всегда приводит к развитию наследственных заболеваний. Возможно, когда-нибудь генетики научатся учитывать неизвестные пока факторы, однако до этого, судя по всему, еще далеко - да и не всегда развитие болезни обусловлено только генетическими причинами.
Вдобавок часть пациентов вовсе не рада узнать о том, что болезнь на них свалилась не с неба, а вызвана мутацией генов. И вместо того, чтобы держать себя в нужном тонусе, эти люди перестают следить за здоровьем, «раз уж все и так предопределено». Еще одна этическая проблема связана с пренатальной[Пренатальная (дородовая) диагностика позволяет исключить большую часть врожденной и наследственной патологии плода на этапе внутриутробного развития] диагностикой (которая очень востребована и развивается весьма успешно). Сейчас она проводится для выявления заболеваний, способных привести к гибели ребенка в юном возрасте, но теоретически может быть расширена, и мать еще на ранних стадиях беременности сможет узнать, что ее ребенок родится глухим или, скажем, будет страдать диабетом. Очевидно, что должна быть проведена некая черта, должен быть очерчен круг заболеваний, на которые проверяется эмбрион, однако пока что эта черта формируется за счет временных технологических ограничений[И должен быть очерчен круг возможных действий в случае выявления тех или иных заболеваний на поздних стадиях развития плода. Например, болезнь Дауна, ведущая к слабоумию, не представляет собой непосредственной угрозы физическому здоровью ребенка. Этично ли прерывать беременность на поздних стадиях в случае ее обнаружения?].
Они же сдерживают широкое распространение генетических тестов. «То, чем мы занимаемся, - говорит профессор Мартин Боброу из Кембриджа, - касается относительно небольшого числа людей. Вряд ли это окажет значительное влияние на здоровье населения в целом - по крайней мере в ближайшие годы, и утверждать иное было бы неверно». Пропагандисты, ратующие за широкое применение генетических тестов, этой оговорки не делают, но тем, кто входит в упомянутое «относительное небольшое число людей», особой разницы нет: если их жизнь может быть значительно продлена[Путем использования профилактических мер и своевременного медицинского вмешательства], то уже хорошо.
Тем не менее работы в этой области ведутся очень активно. Уже запатентовано 20% человеческого генома (см. «Кому принадлежат наши гены?» на стр. 14). Нам, как непосредственным «пользователям», это почти ничем не грозит - человеческую ДНК делят между собой компании, планирующие разрабатывать на их основе новые лекарства или создающие диагностические тесты. Собственно, подъем биотехнологии в последние двадцать лет во многом обусловлен именно возможностью патентования ДНК-последовательностей, хотя расплачиваться за быстрое развитие придется именно нам. Уже сейчас компания, желающая разработать тесты, диагностирующие предрасположенность к раковым заболеваниям, должна начать с выкупа необходимых патентов, что заметно повышает стоимость разработки, которая рано или поздно будет переложена на щуплые потребительские плечи.
С 1890 по 1930 годы большинство научных публикаций в мире выходили в свет на немецком. На этом языке был написан и приведенный ниже документ - «Нюрнбергский процесс. Документ СССР-196»