Плотину все же достроили. Рыбку, если кого-то волнует ее судьба, тоже спасли, выпустив в другую реку.
Чтобы привлечь и удержать инвесторов "Роснано" предлагает крайне выгодные условия для соинвестирования. Во-первых, корпорация никогда не выступает мажоритарным акционером. Во-вторых, она готова в любой момент уступить партнеру свою долю по текущей рыночной цене. В-третьих, она проводит технологическую, финансовую и патентную экспертизу проектов за свой счет. Собственно, никто не мешает разработчикам или инвесторам просто принести проект в "Роснано" на экспертизу, без претензий на инвестирование.
- Такое тоже иногда бывает, - говорит Меламед, - но это, как правило, решается неформальным порядком.
А формальным порядком происходит вот что. Сначала производится грубая оценка присланных заявок. На этом этапе отсеивается больше семидесяти процентов, это заявки на НИОКР, которые "Роснано" финансировать не собирается.
- Сейчас у нас рассматривается 146 (из 606. - В.Г.) заявок на разных стадиях экспертизы, - говорит Меламед. - Из них порядка сорока уже прошли достаточно серьезный путь, чтобы говорить о том, что, как минимум, половина этих заявок до финиша доберется.
До декабря на каждом наблюдательном совете будет рассматриваться одна-две заявки, в следующем году "Роснано" планирует рассматривать на каждом совете до пяти проектов. Сегодня в месяц поступает порядка ста новых предложений (единственным исключением стал август - то ли потому что отпускной, то ли потому что традиционно для нашей страны тяжелый), и если темпы поступления новых идей сохранятся, значит, эффективность конвейера, построенного Меламедом, составляет пять процентов. И не по вине строителя, просто порода попалась такая, не самая богатая.
Часть заявок - обыкновенное безумие, облеченное в наукообразную форму. Еще одна часть - впрочем, очень небольшая - откровенное мошенничество. Один из перспективных проектов слетел на финальной стадии, когда управляющий директор то ли заподозрив неладное, то ли из перестраховки взял на экспертизу прототип предлагаемого к производству изделия. Во время экспертизы выяснилось, что прототип был произведен не заявителем, а одним из мировых лидеров, который в "Роснано", естественно, не обращался, а, возможно, даже и не слышал о нем.
Обещания, которыми государство завлекает потенциальных инвесторов в совместные схемы, хороши, если не обращать внимания на то, что красочность обещаний у нас нередко компенсируется необязательностью их выполнения. По существу у инвестора нет никаких гарантий, что государство действительно выйдет из перспективного бизнеса. Собственно, даже немного странно говорить о каких-то гарантиях - строй у нас, может, и поменялся, но общественное как было важнее личного, так и осталось, и если Родина скажет, что ей очень нужны именно ваши нанотехнологии, вы, вероятнее всего, с Родиной поделитесь. Меламеду на это ответить нечего: очевидно, что такие риски, связанные с ведением бизнеса в России вообще, "Роснано" нисколько не помогают, но и снизить их Меламед не может. Впрочем, он не склонен считать слабым звеном выстроенной схемы именно российское правительство, схожие риски сопряжены с любым вмешательством любого правительства в любой бизнес. Любая государственная поддержка несет в себе риск государственного вмешательства. И - риск неэффективного управления.
- Правительства всех стран населены оптимистами, - тут Меламед ненадолго замолкает, чтобы подыскать максимально мягкую формулировку. - Жизнь зачастую оказывается богаче, чем представления правительства о ней.
С другой стороны, личная позиция Леонида Меламеда ("мое мнение как предпринимателя: чем меньше государства в экономике, тем лучше") вовсе не отменяет того, что инфраструктурными задачами - а создание высокотехнологичных производств никак иначе не назовешь - никто, кроме государства, заниматься не будет. "Роснано" - это "институт развития, задача которого не производить, не исследовать, а снижать риски и создавать условия". Барьер, связанный с опасностью государственного вмешательства, "Роснано" убрать не может, но он не единственный и, пожалуй, не главный - если бы все было так уж плохо и безнадежно, то в России вообще никто бы не занимался бизнесом.