— Внутри, — холодно и учительно говорит жандарм старшего ранга, — пишите и ругайте кого вам угодно, но на конвертах ничего, кроме адреса!" [Лесков А. Н., Жизнь Николая Лескова. — Тула, 1981, с. 189]. После этого Лесков дразнить жандармов в конвертах перестал, но вот в творчестве у него, ранее писателя "охранительного" направления, бичевавшего "нигилистов", стали появляться, скажем в "Соборянах" (1872), такие персонажи, как "новый жандармчик, развязности бесконечной", который "все для себя считает возможным". Впрочем, нареканий "голубых купидонов" это не вызвало.
Так что игры в штампы или в PGP очень хороши- до поры, пока за игруна не берется кто.то с полноценной офлайновой дубинкой
окно диалога: Проповедник
Автор: Илья Щуров
Сразу отвечу на возможные вопросы недоуменной публики. Да, я понимаю, что публиковать в еженедельнике репортаж с четырехмесячным опозданием — форменное хулиганство с моей стороны. Но во-первых — лучше поздно, чем никогда, а во-вторых — обойти вниманием это событие было бы вообще преступлением. К тому же далее будет обсуждаться не столько событие, сколько вопросы вполне фундаментальные, которые оставались и остаются актуальными не то что месяцы, и даже не десятки лет, а тысячи, если не больше.
Войдя в аудиторию П-13 ВМК МГУ, Ричард Столлман подходит к доске, разувается и спрашивает, где здесь чайник. Кажется, возможность выпить чаю во время выступления — единственный пункт его "райдера".
Столлмана кратко представляют, и он сразу же переходит к лекции — четкому, отработанному рассказу о свободном ПО, на довольно быстром, но безупречно понятном английском языке. Он — профессиональный оратор. Практически все вещи, о которых он рассказывает, мне хорошо известны, но звучат все-таки иначе — более ясно и четко.
Столлман рассказывает об этических вопросах — никакие другие его не интересуют.
"Я считаю, что софт должен быть свободным, потому что это единственный этичный способ его распространения, — говорит он и приводит пример, с которым трудно поспорить. — Если вы видите тонущего человека, ваш этический долг — помочь ему"[ И под общий смех добавляет: "Если этот человек не Джордж Буш, конечно". Ричард, мягко говоря, скептически относится к американской демократии и ее результатам]. Возможность помочь своему ближнему и обществу в целом — распространяя копии программы в неизменном или доработанном виде — одно из ключевых требований, которому не удовлетворяет проприетарная модель. Столлман предлагает задуматься о том, какого человека и какого гражданина, члена общества воспитывает подход, при котором взаимопомощь поставлена вне закона.[ Наверное, в нашей стране эти аргументы звучат несколько странно и даже наивно: особой проблемы выбора между соблюдением закона и следованием этическим нормам в этом контексте в России до недавнего времени не стояло, да и сейчас в большинстве случаев не стоит. Нормы мы чтим, а к законам относимся со скепсисом. Что поделать — традиции!]
Другой ключевой этический вопрос — управляем ли мы своей жизнью? Это вопрос контроля и власти над гражданином — власти производителя ПО, корпораций, государства или кого угодно еще. Эта власть проявляется в двух связанных контекстах: невозможность произвольной модификации программы и непрозрачность ее работы. "Когда вы используете проприетарный софт, вы можете только просить производителя реализовать ту или иную функцию; в случае свободного ПО вы можете сделать это сами или нанять любого программиста, чтобы он сделал это; в первом случае мы имеем дело с монополией, во втором — со свободным рынком, несмотря на то что некоторые называют нас коммунистами", — говорит Столлман.
Впрочем, экономические соображения и бизнес-интересы мало занимают Ричарда: "Я не считаю, что бизнес и коммерческие компании — это плохо; это часть нашей жизни. Но это только одна из частей. Существуют ценности, которые не имеют никакого отношения к бизнесу. Хотя многие люди сейчас забывают об этом и ведут себя так, как если бы вся их жизнь была посвящена бизнесу.
Я в корне с этим не согласен, и я не буду оценивать какой-либо софт по его значению для бизнеса. Я оцениваю его по тому, могу ли я быть свободным, используя его, или нет".
Сознательное игнорирование прагматических вопросов и акцентирование внимания на гораздо более важных, по мнению Столлмана, этических идеях привело к парадоксу: головокружительному "прагматическому" успеху свободного ПО в некоторых областях при практически полном отсутствии понимания той философии, которая за ним стоит. Почти все так или иначе пользуются свободным ПО — и почти никто не знает, что это такое.
Можно ли было что-то сделать по-другому с самого начала — уже неясно. Но факт остается фактом: в некоторый момент произошла подмена понятий. У свободной модели распространения ПО, помимо этической красоты, обнаружились и чисто практические сильные стороны. В первую очередь — возможность распределенной разработки, в том числе — с участием конечных пользователей, а также возможность аудита кода, независимость от поставщика, возможность использования накопленного массива открытого кода и множество других, о которых сейчас так любят рассказывать. Способ распространения ПО, удовлетворяющий требованиям "свободности", оказался экономически эффективным — в некоторых случаях просто феноменально эффективным. Те люди, которые стояли у истоков успешных проектов, основанных на этой модели (таких как Debian, Apache или ядро Linux), стали продвигать ее именно с прагматических позиций, отодвигая этические принципы на второй план или полностью игнорируя их.
Так в конце ХХ века произошел "раскол" движения свободного ПО. Появился термин "open source software" (открытое ПО) для обозначения в точности того же множества софта, что и "свободное ПО", но рассматривающее его с совсем других позиций.
И именно эта методология стала стремительно прорываться в различные рыночные ниши — начиная от ОС для серверов и заканчивая встраиваемыми системами и платформами для мобильных устройств. Слова "open source" стали появляться в пресс-релизах различных компаний — от небольших стартапов до гигантов вроде IBM или Sun.
Оценивая прогресс свободного ПО за прошедшее время, Столлман говорит: "Когда в 1983 году я начал это движение, я особо не задумывался о том, каким оно станет через двадцать лет. Но я не мог себе представить, что свободное ПО достигнет поверхностного успеха и что этот успех приведет к столь ужасающему разрыву с нашими этическими идеалами".
Язык структурирует реальность. Те термины, которыми мы оперируем, задают "базис" в доступном для анализа пространстве идей, определяют наш взгляд на мир, ту многомерную плоскость, в которой мы живем. Точки, находящиеся вне этой плоскости, нами обычно не воспринимаются. Человек, мыслящий в терминах дихотомий "пиратское/лицензионное", "платное/бесплатное" или "коммерческое/некоммерческое", рассматривающий ПО просто как товар, который можно "произвести" и "продать", вряд ли воспримет идеи, пропагандируемые Столлманом.
Чтобы доводить эти идеи до аудитории, Столлман пытается перенести слушателей в свое языковое пространство, для чего тщательно выбирает слова — и требует того же от собеседников. Любая попытка использовать термины, возвращающие нас в привычную сегодня плоскость, жестко пресекается.
— Не нужно говорить "пиратство" по отношению к распространению софта в обход неэтичных требований закона и разработчиков, поскольку это слово имеет неоправданно негативную окраску; говорите нейтрально — "неавторизованное копирование" или даже "запрещенная кооперация" (или "запрещенное сотрудничество"), — объясняет Столлман.
Аналогичная "терминологическая" проблема — с названием операционной системы, получившей известность как Linux. Ричард настаивает на некорректности названия, поскольку Linux — это только ядро, а целостная система содержит множество компонентов. В первую очередь он говорит о GNU — проекте создания свободной ОС, с которого, собственно, и началось движение свободного ПО и наработки которого составляют основу большинства современных свободных ОС, базирующихся на Linux. Соответственно, правильное название — GNU/Linux или GNU+Linux.