На четвертый или пятый день ветер посвежел, и шлюп резво пошел, подпрыгивая на волнах. Дьякон и Тобиас Джексон серьезно страдали от морской болезни и удалились в каюту. Даже капитан, старый моряк, переживший множество бурь, испытывал тошноту; но, несмотря на то, что чувствовал себя отвратительно, не оставил пост у руля, а бушприт был направлен прямо на Гавр. Бриз превратился в шторм, волны, казалось, обладали беспощадным желанием сокрушить и поглотить хрупкую 'Жабу', страшный гром наполнял воздух, молнии метались с каждого квадратного дюйма неба, и шлюп с трудом сопротивлялся ужасной стихии.
В этой чрезвычайной ситуации возникла необходимость в целях самосохранения еще больше облегчить судно. После некоторых усилий капитану удалось разбудить своих больных и обессиленных товарищей, и все принялись за второй бочонок с энергией, рожденной отчаянием. Таким образом 'Жаба' пережила бурю.
По воспоминаниям испытанных мореходов, которые примерно в это время потеряли всякий счет дням и часам и стали измерять события по другой хронологии, это произошло либо в последней четверти второго бочонка, либо в первой четверти третьего. Море вдруг оказалось населено рептилиями огромных размеров и с явно враждебными намерениями. Капитан Крам, дьякон Силсби и Тобиас Джексон решительно утверждали, что это были не киты и не морские свиньи, которых они видели прежде. Чудовища, теснившиеся в воде вокруг 'Жабы' и изрядно толкавшие друг друга в злобном стремлении добраться до маленького судна и уничтожить его, были намного крупнее любого кита, намного живее любой морской свиньи. Это были гигантские допотопные существа отвратительной формы с глазами, которые злобно сияли, и голосами, ревевшими так громко, что мореплаватели онемели от страха. Чудовища плавали вокруг 'Жабы', глядя голодными глазами на несчастную команду, и хлестали по воде огромными хвостами, пока море не стало выглядеть белой пеной насколько мог достичь взгляд.
В самом большом из монстров дьякон Силсби уверенно узнал ужасного зверя с семью головами и десятью рогами, упомянутого в 'Откровениях'.
- Это Вельзевул, - прошептал дьякон капитану, как только ужас позволил ему пользоваться языком. - Это сам старый рогатый зверь!
Словно подтверждая признание дьякона, воздух зазвенел дьявольским смехом, и главный зверь высоко поднял свои семь голов из воды и бросился прямо на 'Жабу', в то время как остальные звери уступили ему дорогу.
- Зверь набросился, - рассказывал впоследствии дьякон, - и капитан с Тобиасом шлепнулись на палубу, хромая и едва передвигаясь. Я знал, что праведникам нечего бояться, поэтому твердо встал и посмотрел змеиному отродью в глаза. Тут он начал проявлять признаки испуга. Он остановился и попятился, впиваясь в меня свирепым взглядом. Хотя я и был воодушевлен, но чувствовал дрожь в ногах, потянулся за жестяным ковшом и начал возиться с пробкой в одном из бочонков. Это дало ему минуту преимущества, и он подплыл ближе; но я снова поймал его взгляд, и он остановился на расстоянии выстрела.
'Вельзевул, прочь! - закричал я. - Я тебя знаю, и тебе лучше уйти!'
'Хо! Хо! - сказал он тяжелым голосом. - Ты тоже известен, дьякон Силсби, и тебе лучше вернуться в Макрел-Коув, если ты дорожишь своим здоровьем. Пересечь Атлантику, несмотря на меня! Хо! Хо!'
Он издал неземной рев, и я почувствовал, как Тобиас Джексон, лежавший у моей правой ноги, затрясся, как медуза.
- Как насчет капитана? - спросил один из слушателей дьякона.
- Капитан, - продолжал дьякон, - залез в каюту. Это не дискредитирует его ни как моряка, ни как человека, потому что рев твари был поистине ужасающ. Но я, видите ли, разбираюсь в 'Откровениях', знаю Учение, и мне известны слабые места зверя.
'Вельзевул! - закричал я, глядя ему прямо в глаза. - Ты можешь реветь и бить хвостом, но тебе не запугать меня. Сопротивляйтесь Дьяволу, и он убежит! Ты, старый змей, противник, мучитель, князь бесчестия, прочь! Немедленно, мерзавец!'
- И он сбежал? - спросил один из соседей дьякона.
- Не сразу, - сказал дьякон. - Старый лжец ужасен, он неуверенно проплыл несколько сотен ярдов, а затем снова вернулся. 'Послушайте, дьякон Силсби, - сказал он странным тоном. - Я пришел с дружескими, добрососедскими чувствами, а вы говорите мне гадости. Если бы вы от этого отказались, я мог бы спасти вас от беды. Отвернитесь и смотрите в другую сторону, пока я не подойду к 'Жабе'. Затем перебросьте двойную сцепку с буксирным тросом вокруг одного из моих рогов, и я переправлю вас к французскому побережью быстрее, чем переправить сообщение по телеграфу. Это твердо!' 'Твердо, - ответил я гневно, - что я знаю вас и ваши лживые пути. 'Жаба' не хочет твоей нечестивой буксировки, Вельзевул. Прочь, мерзавец!'