— Думаю, Михаил Макарыч... Что же нам-то делать? Весть, конечно, радостная, но по сути ничем не подтвержденная. А вдруг?.. Мало ли как бывает...
— Ну, знаешь ли... — обиженно задышал в трубку Михаил Макарович. — Я же тебе говорю: из Совмина звонили... А впрочем, вам там виднее, решайте сами...
Мы с Детковым, который все слышал, переглянулись.
— Так что будем делать?
— Рискнем. Будь что будет...
Весть о том, что мы печатаем сообщение о присуждении Государственной премии Евгению Носову, быстро разнеслась по типографии (она размещалась вблизи редакционного корпуса). Повстречавшийся мне в типографском коридоре дежурный по номеру “Курской правды” не без ехидства бросил на ходу:
— Что, решили бежать впереди паровоза?.. Ну-ну, как бы не споткнуться... — и, хихикнув, пошел дальше.
Ту ночь я провел почти без сна... Вскочил чуть свет — и сразу к репродуктору. Он еще молчал. Потом прозвучал гимн и стали передавать последние известия. В числе первых — сообщение о присуждении Государственных премий в области литературы. Слушаю затаив дыхание... Называют фамилии лауреатов: Астафьев, потом еще две фамилии, и наконец долгожданное: Носов!.. Все, наша взяла!..
Утром мы все в редакции чувствовали себя именинниками. Я сразу же позвонил Евгению Ивановичу по телефону его гостиничного номера, о котором справился заранее, и от имени редакционного коллектива поздравил писателя с Государственной премией. Просил передать наши поздравления и Виктору Петровичу Астафьеву.
— Спасибо, ребята, всем сердечное спасибо, — растроганно, с легкой хрипотцой отвечал писатель. — Сейчас ко мне зайдет Витя Астафьев, я передам ему ваши поздравления. Да, между прочим, вы первые сюда дозво-нились... До скорой встречи!..
А дня через три Евгений Иванович возвратился в Курск. Я застал его дома одного. Был Евгений Иванович какой-то непривычно умиротворенно-тихий и просветленный, с благостным выражением лица. Было такое впечатление, что, разговаривая со мной, он в то же время как будто сосредоточенно прислушивается к чему-то в самом себе...
Как-то давно уже я прочитал одну дневниковую запись Валентина Овечкина, поразившую меня. Запись удивительно сокровенная, совсем не в духе строгого писателя, озабоченного сельскохозяйственными проблемами. “Иногда приходит редкое, дорогое настроение, — записал в дневнике Овечкин. — Сам себя несешь осторожно, как переполненную чашу, из которой боязно пролить...”. Я сразу вспомнил об этой овечкинской записи, глядя на Евгения Ивановича: очень уж схожее было состояние...
Без сомнения, это был звездный час писателя, по заслугам отмеченного за долголетний литературный труд — “святой и каторжный”, к которому звал он других и который стал для него самого делом и смыслом всей жизни.
Савва Ямщиков • "Одна, но пламенная страсть..." (Наш современник N1 2004)
“Одна, но пламенная страсть...”
Владимир Бондаренко. Пламенные реакционеры. М., изд-во “Алгоритм”, 2003
Недавно вышедший из печати в издательстве “Алгоритм” том “Пламенных реакционеров”, написанный Владимиром Бондаренко, я постоянно беру в руки, чтобы прочесть ту или иную биографию, прочесть интервью или размышления своих единомышленников, обращенных “тремя ликами русского патриотизма” к нынешним временам. Труднее были времена, но не было подлей….
Только человек страстный, убежденный в правоте своего дела, верящий в избранность и неповторимость русского народа, в особую миссию, отведенную ему Богом на земле, человек, наделенный могучей энергией и умеющий рассмотреть самые различные умонастроения современных ему творцов и подвижников, мог осилить такой труд, за который взялся и довел его до логического завершения Владимир Бондаренко.
Я помню Володю совсем молодым, когда встречались мы с ним на берегах Онежского озера в Петрозаводске — столице Карелии, которая, уверен, и по сей день снится ему (как и мне), влюбленному в дивный северный край. Уже тогда подкупала в Бондаренко страсть к познанию духовных ценностей, накопленных человечеством за многие века его существования. Не было ни одной интересной встречи, лекции, ни одного диспута или круглого стола по вопросам литературы и искусства, который обошел бы своим вниманием начинающий журналист, критик и писатель. Он смотрел на окружающий мир широко открытыми глазами, старался видеть добро в каждом собеседнике, с жадностью поглощал информацию, касающуюся духовного совершенствования человека. Плотно общаясь в начале семидесятых годов, потом мы как-то потеряли друг друга из виду, чтобы впоследствии снова объединиться перед лицом тяжелой опасности, обрушившейся на родную землю в последнем десятилетии прошлого, XX, века.