Присутствовавший на конференции маршал П. А. Ротмистров, предлагавший в конце Второй мировой войны советскому руководству овладеть этими проливами, после выступления В. В. Кожинова, грубо отстранив от микрофона очередного выступающего, с досадой выпалил:
— Прос…али Босфор! Прос…али Дарданеллы…
И сел на место.
ЗА СЧЕТ АДМИНИСТРАЦИИ
После выступления перед работниками алексеевской районной администрации ее глава Федор Егорович Сулим устроил для писателей торжественный прием.
Сидели долго. Все говорили тосты. Когда же пошли по второму кругу, Федор Егорович спросил:
— Так за что же мы теперь выпьем?
— За счет алексеевской администрации, — мгновенно предложила поэтесса Людмила Брагина.
“МЫ ТОЖЕ ОЧЕНЬ ЛЮБИМ КАРТОШКУ!”
У поэта-белгородца Виктора Белова есть стихотворение, которое начинается так:
Я очень люблю картошку…
Стихотворение это хорошо известно в литературных кругаx и среди читателей, поскольку поэт читает его на всех встречах. Многократно стихотворение это атаковалось в газетах, журналах и книгах. В том числе в журнале “Наш современник”.
И вот однажды, в начале сентября, приходит Виктор Иванович в писательскую организацию удрученный, в плохом расположении духа. На вопрос “что случилось?” он безнадежно махнул рукой и коротко ответил:
— Меня обокрали.
Оказалось, что в тот день он с матерью, женой и сыном поехал на свой садовый участок копать картошку. И каковы же были их изумление и обида, когда они увидели, что картошку на их огороде уже кто-то выкопал подчистую. А на видном месте воры оставили записку:
“Мы тоже очень любим картошку!”
ХЛЕБА — НА СТОРОНУ
В известной, популярной в свое время песне Александры Пахмутовой на слова Сергея Гребенникова “Шумят хлеба” есть такие строчки:
Хлеба — налево, хлеба — направо...
Рассказывают, что на одном из собраний в Московской писательской организации из зала вышел поэт Алексей Марков и возмущенно сказал:
— Нам, товарищи, надо серьезно поговорить о том, какую пропаганду своими песнями ведет присутствующий здесь поэт Сергей Гребенников. Вы только вдумайтесь в то, что он написал и что поет вся страна: “Хлеба — налево, хлеба — направо…” — а самим, понимаете, жрать нечего.
ГОРЯЧИЕ МОРОЗЫ
На Дни литературы в Шебекино председатель правления Союза писателей России, главный редактор “Роман-газеты”, профессор МГУ Валерий Николаевич Ганичев приехал со своей женой Светланой Федоровной. Дело было в декабре, морозы стояли лютые, а корпус Дома отдыха, в который поселили писателей, не отапливался — что-то случилось с отопительной системой. Спать приходилось одетыми, даже не снимая верхней одежды, укрывались всем, что попадалось под руки, вплоть до половых ковриков. Мы, организаторы, хоть и не были виноваты в аварии отопительной системы, чувствовали себя очень неловко перед именитыми гостями.
Наконец Дни литературы подошли к концу. Когда мы Ганичевых провожали на поезд, Светлана Федоровна на мои извинения за бытовые неудобства весело сказала:
— О чем ты говоришь, Володя?! Я, напротив, очень благодарна вам за такой прием. Мы за всю жизнь столько и так горячо не обнимались с Валерой, сколько в Шебекино...
ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ ЧАЙ
В промозглый осенний день битый час протолкались мы с драматургом Александром Сергеевичем Аляутдиновым и прозаиком Леонидом Григорьевичем Малкиным на улице в ожидании машины. Но транспорт за нами так и не пришел, и наше выступление в сельском Доме культуры не состоялось. И тогда нас, промокших и продрогших, Малкин пригласил к себе домой на чай.
В разгар чаепития (а пили мы действительно только чай) Александр Сергеевич решил позвонить домой жене:
— Галя, ты не волнуйся, я сейчас у Малкиных чай пью...
— И после этого в таком виде ты собираешься выступать?! — сердито сказала Галина Васильевна Ходырева и повесила трубку.
ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ
В Белгородское городское управление культуры принесли на утверждение сценарий проведения Дня поминовения усопших, который предполагалось провести на Пасху.
Сценарий как сценарий. Только в самом конце его было написано:
Место проведения — городское кладбище.
Главный режиссер — В. Подмогильный.
СТИХИ НАТОЩАК
Поэт из Курска Юрий Першин выступал в школе. Время было обеденное. Увлекшись, он читал одно стихотворение за другим. Школьники слушали его подавленно, потеряв всякую надежду на своевременный обед. И вдруг из зала записка: