Ён?
Не знаю, что это: то ли анекдот, то ли действительный случай из сельской жизни. А рассказал мне об этом забавном случае директор одной из сельских школ, который одновременно был секретарем парткома в колхозе.
В общем, летом около МТФ поставили стог сена, а как коров перевели осенью на стойловое содержание, сено стали давать скоту. Где-то до февраля всё было в порядке: стог день ото дня укорачивался, но ровно настолько, сколько сена скармливалось животным. А в феврале стало заметно, что стог начал таять быстрее — кто-то сено подворовывал. Это беспокоило руководство колхоза и фермы, и — естественно — секретаря парткома. Он решил вора поймать. В 9 вечера — а зимой это уже, считай, ночное время — пошел на МТФ. Зашел в сторожку — там четыре мужика в карты играют.
Обинячком спросил: может, вам что о воре известно?
Мужики перестали играть, задумались, потом один из них обвел взглядом остальных троих и спросил:
— Ён?
— Толькя ён, — уверенно подтвердил второй.
— Кому боле? — отмел все сомнения третий.
— Боле некому, — подвел итог четвертый.
Секретарь парткома ожидал, что прозвучит теперь имя вора, но мужики, посчитав разговор оконченным, вновь взялись за карты.
— Ну, так кто же? — спросил секретарь.
— А леший его зная, — ответили мужики.
Корова раздора
Гришка и Иван — соседи. Никогда между ними ссор не было. Жили, можно сказать, как одной семьёй. Поэтому, когда Гришке пришла мысль купить на двоих одну корову, Иван с этим тут же согласился.
— Правда что, — сказал он. — Зачем нам столько молока. И стеречь реже...
А нынешней весной, только выпустили скотину на волю, как их корова нырнула на колхозное поле, где её и засек начальник участка. Составили акт, передали его на административную комиссию для определения наказания за потраву озимой пшеницы.
Гришка и Иван пришли на комиссию вдвоём. А им говорят:
— Придётся вам, мужики, пятьсот рублей штрафу заплатить.
— Сколько? — испуганно произнёс Гришка. — Пятьсот? Я не буду платить. У нас корова на двоих. У Ивана передняя часть, а мне досталась задняя. Пусть Иван и платит: корова передней частью ела.
Иван аж рот открыл: не ожидал такого поворота.
Корову вскорости продали. А Иван с Гришкой уже, считай, месяца три друг с другом не разговаривают. А как хорошо жили!
А кто ж коров кормить будет?
Представьте себе: была молочно-товарная ферма. А на ферме служит мужик. Участник войны, одна нога не сгибается: последствие ранения. Пришел с фронта в 1944 году, поболел малость, а потом стал корма на ферму подвозить. Никогда на ферме не возникало проблем с этим делом. И вдруг мужик заболел. Утром стало плохо. А к вечеру ясно: всё, пришел конец. Коровы ревут.
Зав. фермой кричит:
— Где Семенович, так его растак!
— Заболел, — говорят. — Умирает.
Он — к нему домой. Стучит в окно. Баба Семеновича выглянула. Говорит ей:
— Позови-ка мужика!
— Да преставился он, — говорит баба.
— Как преставился?! А кто ж коров кормить будет?
Жених
Девушкам после окончания средней школы приходится одновременно решать две проблемы: получить профессию и выйти замуж. Какая из них важнее — трудно сказать.
Лена поступила в педагогический институт. Как известно, там учатся в основном девушки, и перспектив найти мужа мало. Тем не менее на третьем курсе у неё появился жених, предложил ей выйти за него замуж. Она сказала об этом родителям. Отец сказал, как отрезал: учись. Подчинилась отцу. Парень слинял.
Наконец получила диплом. Красный. Приехала домой. Собрались родственники. Столы во дворе накрыли. Стулья поставили, Лене — во главе стола. Отец смотрит: она ещё один стул рядом с собой ставит.
— Кому это? — спрашивает он.
А она диплом на стул кладет и говорит ему:
— А это, папочка, мой жених.
Загадка Кириленко
H. H. был долгое время помощником первого секретаря горкома КПСС. Первые менялись, а он всё служил: то водички минеральной принесёт, то карандаши очинит, то почту отправит...
Пришел очередной новый первый. После окончания Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Знаком с членом Политбюро ЦК Кириленко. Поэтому его портрет велел повесить в приёмной и в кабинете.
А потом вдруг Кириленко исчез из газет и с телеэкрана. Поехал в Чехословакию и вдруг пропал. H. H. несколько дней мучился, пытаясь определиться, как быть с портретами Кириленко: вдруг там, в Москве, что-то серьёзное стряслось по вине Кириленко, а здесь его портреты висят.
“За это и меня повесят”, — думал он полусерьёзно.
Первого в кабинете ещё не было. Зазвонил телефон. Звонили помощнику.
— Слышь, H. H., говорят, что Кириленко уже в Политбюро нет. Так ты пройди по кабинетам, посмотри: нет ли где его портрета. Сними на всякий случай.
H. H. тут же портрет в приёмной стал снимать. Входит первый:
— Что это ты делаешь?
— Да дай, думаю, пыль сотру, — не сказал правды H. H.
— А... а... а... то надо, — равнодушно заметил первый. Через минуту- две затрезвонил телефон от первого.
— Зайди-ка!
Н. Н. зашёл.
— Сними и этот, — он показал на портрет Кириленко. — Видишь, весь в пыли. Протри, давай, а там видно будет.
Видимо, ему тоже из обкома позвонили.
Ты, Иван, не прав
В школе протекли трубы водопровода. Пришли сварщики, двое. Вчера заваривали свищи в корпусе, где учатся начальные классы. Сегодня дежурная учительница говорит учителям:
— Что же с нашими детьми? Вы знаете: то один заматерится, то другой. Прямо инфекция какая-то.
— От сварщиков набрались, — высказала догадку завуч.
Учителя пошли к сварщикам: так, мол, и так, вы, ребята, поосторожнее разговаривайте, не материтесь, помните: вокруг вас дети. А то они, как губка, все впитывают. Вот сегодня некоторые матерятся.
Один из сварщиков забожился:
— Вот, накажи нас Бог, мы вчера ни разу не сругнулись. Да нам и разговаривать некогда было. Раз только Иван вверху варил, а мне — я внизу стоял — окалина за ворот упала. Так и то… Я ничего… Я только голову поднял и сказал Ивану: ты, Иван, не прав.
Один из способов увеличения рождаемости
Молодая учительница, назовем ее Татьяна, после окончания университета была направлена на работу в школу, где директор славился чрезмерной придирчивостью, в основном к оформлению бумаг, а что касается предмета, который она преподавала, — истории, то тут он был порядочный невежда. Если разбирал посещенный урок, то его замечания дальше несоблюдения каких-либо формальностей не шли: вот на доске число не было написано, ведро для уборки класса и веник лучше держать в левом углу — тогда их почти не видно; выводы из ваших объяснений пусть дети записывают и подчеркивают, да под линеечку, а не как бык по дороге... Добро бы он этим ограничился, но он об этом и этими же словами поведет разговор на педсовете, где учителя может довести до плача.
Проработав год, Татьяна ушла в декретный отпуск.
Не использовав до конца первый отпуск, она рожает второго ребенка, потом таким же образом — третьего...
Коллеги, встречая её, интересуются, когда же она на работу выйдет.
Она же отвечает:
— Пока этот директор на пенсию не уйдет, я буду рожать, рожать и рожать.
Родила... от Чубайса
Две женщины. Одна из них рассказывает о внучке:
— Ой, такая хорошая. И красивая, и умная. А рукодельница! Какое дело ни завидит — смотришь: уже научилась. И английский выучила. Родила недавно.
Другая женщина знает ещё что-то о внучке и говорит себе под нос:
— Ага, родила... От Чубайса (то есть от проходимца).
Выйди попробуй
Женщины-пенсионерки едут в Шебекино в больницу. Жалуются друг дружке на недомогания, задержку пенсий, дороговизну лекарств, на детей, что редко ездят, тут же их оправдывают: билеты дорогие — “лучше хай колбаски кусочек купят”.
— И дюже страшно жить, — говорит одна из них. — Третьего дня выхожу утром во двор — гусей нет.
— И что ж, ты не слыхала ничего ночью? — спрашивает другая.
— Как не слыхала? Слыхала. Гуси тах-та кричали, тах-та кричали...
— Ну, вышла б.
— Ух ты! А как пришибуть?
— Правда твоя. Лучше хай думають, что у хате никого нема.