То, что произошло дальше, выглядит настолько невероятно, что никто из биографов революционного лейтенанта даже не решился внятно описать происшедшее. Данный период жизни нашего героя упорно всеми замалчивался. А зря! Ведь именно он проливает свет на все дальнейшие события.
Однако прежде чем поведать о дальнейших приключениях нашего героя, рассмотрим политическую обстановку, которая сложилась к тому времени в районе его службы. Для этого обратимся к совершенно забытым ныне воспоминаниям столичного писателя и журналиста С. Орлицкого, опубликованным в мартовском номере журнала “Исторический вестник” за 1907 год. (Статья была перепечатана журналом “Чудеса и приключения” за 2000 год.)
Воспоминания С. Орлицкого ценны тем, что он был непосредственным свидетелем знаменитого Одесского восстания. Итак, что же пишет оказавшийся в июне 1905 года в Одессе писатель? По словам С. Орлицкого, он сразу же попал там в “круговорот начавшегося освободительного движения”. В центре круговорота — некий таинственный комитет, выступавший под лозунгом: “За социальную пролетарскую республику!” Территориально комитет располагался в ... приюте для неимущих стариков имени Пушкина. Конспирации комитетчики никакой не соблюдали, а потому С. Орлицкий мог свободно с ними беседовать. Писатель приводит весьма знаменательный диалог с одним из лидеров этого комитета, неким Сергеем Самуиловичем Цукербергом.
Орлицкий спрашивает Цукерберга, на чью помощь рассчитывает комитет.
Цукерберг: “Моряки уже с нами за освободительное движение. Сегодня, надеемся, в собрании будет и бравый лейтенант Шмидт. Вот увидите и услышите будущего адмирала Черноморского флота, когда мы завладеем эскадрой!”
Орлицкий: “А когда вы завладеете эскадрой?”
Цукерберг: “Матросы на нашей стороне. Офицеров, которые не согласны, Шмидт обещает побросать в воду. А раз броненосцы будут наши — весь юг будет наш. Здесь создается Южная республика с Крымом и плодороднейшими землями Волыни и Подолии... Пусть старая насильница некультурная Москва погибает от внутренних раздоров. Это нас, южан, не касается... У нас будет чудное, незамерзающее море и лучшие пшеничные земли, виноградники и шелководство, первоклассные порты и крепость Севастополь с броненосным флотом”.
Орлицкий: “А народ Южной республики?”
Цукерберг: “Народ! Эти хохлы-волопасы пойдут за интеллигенцией... У нас капиталы, наука, энергия; мы господа в торговле и политике. Заставим, коли добром не уживутся...”
Орлицкий: “Выходит, ваша Южная республика со столицей Одессой будет царством евреев?”
Цукерберг: “А хотя бы и так! Пусть будет снова царство семитов. В России его основать удобнее, чем в песках Палестины или где-нибудь в Уганде. На Черном море воскресим Карфаген... Мы, евреи, создадим торговое государство, создадим капиталы, торговлю, коммерческий флот... Занимать деньги со временем Европа будет у нас, в Одессе, а не в Париже или Берлине... Богачам-евреям, которые сейчас скупятся на революцию, достанется! Их склады сожгут, дома разграбят. Будут убитые, раненые, оскверненные синагоги. Мы к этому готовы. Это не больше, как расплата за грядущее восстановление царства семитов на Черном море. Не в далекой Палестине или Аргентине оно должно воскреснуть, а здесь, где миллионы евреев живут уже сотни лет...”
Орлицкий: “Когда же начнется восстание?”
Цукерберг: “Ждем сигнала, а у нас в городе все давно готово!”
Далее С. Орлицкий пишет, что, будучи поражен планами комитета, он остался на начинавшемся митинге, где услышал еще более удивительные вещи: оказывается, лейтенанта Шмидта комитетчики прочили в протекторы Южно-Русской республики до того момента, когда все успокоится и будет избран президент. Услышал С. Орлицкий и то, что в предстоящих событиях решающая роль отводится броненосцу “Потемкин”. В назначенный день на нем якобы должно произойти восстание и броненосец должен прийти в Одессу. По плану он должен был произвести артиллерийский обстрел правительственных войск.
Восстание в Одессе началось утром 13 июня 1905 года. В этот день во время столкновения полиции и забастовщиков около завода Гена на Пересыпи выстрелом из толпы был убит рабочий. Тело убитого подняли на носилки и с пением “Варшавянки” носили по рабочим кварталам. Весть об убийстве мгновенно разнеслась по городу. Остановился трамвай, забастовала железная дорога. На следующий день к полудню забастовка стала всеобщей. Владельцам магазинов, рынков и лавок было велено закрыться. Если кто отказывался это сделать, к нему тут же направлялись отряды молодых людей, которые обрезками труб и кирпичами крушили витрины и окна. Начались стычки с полицией. Кое-где стали появляться и баррикады. Восставшие и полиция стояли друг против друга в готовности к схватке. Никто не решался начать первым. Все ждали. Полиция ждала подхода правительственных войск. Восставшие — прихода броненосца “Потемкин”. Первым, как и предсказывал член комитета Цукерберг, вечером 14 июня пришел “Потемкин”.
Что касается истории восстания на броненосце “Потемкин”, то, несмотря на обилие всевозможной литературы об этом событии, чего-либо конкретного известно весьма мало. В архиве ВМФ материалы о восстании на “Потемкине” почему-то отсутствуют. Когда и кто их оттуда изъял, неизвестно. Главный источник информа-ции — воспоминания оставшихся в живых участников тех достопамятных событий.
В конце семидесятых годов я поступил учиться в Киевское высшее военно-морское училище. Как-то у нас объявили, что группа ротной художественной самодеятельности должна ехать в Киевский дом престарелых ветеранов партии, чтобы поздравить со столетним юбилеем последнего потемкинца, матроса Шестидесятного. Мне очень хотелось увидеть и услышать живого потемкинца, а потому я тоже напросился в эту поездку.
Столетний ветеран к этому времени уже почти не вставал с кровати и пользовался слуховым аппаратом, однако сохранил трезвость ума. Когда наши ребята подарили ему традиционную флотскую тельняшку, спели и сплясали, старик начал нам рассказывать о восстании на “Потемкине”. Однако чем больше я его слушал, тем больше мне казалось, что ветеран пересказывает мне содержание уже хорошо мне известного фильма С. Эйзенштейна. Когда же Шестидесятный начал рассказывать о том, что собственными глазами видел, как на Потемкинской лестнице каратели расстреливали демонстрацию и вниз по ступеням внезапно покатилась детская коляска с ребенком (а это, как известно, был эпизод, придуманный самим С. Эйзенштейном, о чем много писалось), все стало окончательно понятно. Разумеется, винить старика в том, что знаменитый кинофильм перемешался для него с реальными событиями, нельзя. Сила искусства и преклонный возраст сделали здесь свое дело. Однако и верить таким воспоминаниям тоже не имеет смысла!
А чего стоит от начала до конца надуманная С. Эйзенштейном сцена подготовки массового расстрела матросов на корабле с выносом брезента. Сцена, вне всяких сомнений, эффектна, но лжива от начала до конца. Попробовал бы только командир “Потемкина” капитан 1-го ранга Е. Голиков совершить такое! Тут уж речь шла бы не о погонах, а о каторге! На российском флоте никогда ничего подобного не происходило! Сцена подготовки расстрела заимствована из пиратских фильмов. С. Эйзенштейну же эта сцена понадобилась для того, чтобы хоть как-то объяснить причину последовавшего вскоре столь беспощадного истребления офицеров.
В восстании “Потемкина” настораживает тот факт, что оно началось сразу после прибытия миноносца из Одессы. Несвежее мясо — это всего лишь повод, но никак не причина. Кто и какой приказ привез на броненосец из Одессы, до сих пор неизвестно. “Одесский” след в деле “Потемкина” прослеживается весьма явно*.