Члены комитета, казалось, предусмотрели все, кроме алчности одесского люмпена, это их и погубило...
Однако проиграно пока было еще не все дело, а лишь его первый акт. Одесский вариант не удался, но оставался еще Севастопольский. Надо было лишь сделать небольшую, в несколько месяцев передышку, чтобы осмотреться и перегруппировать силы. Что касается Севастополя, то, учитывая его менталитет, там более чем нужен был именно кадровый морской офицер. Наступало время “красного лейтенанта”.
Несмотря на отсутствие каких-либо документальных подтверждений, все же можно предположить, что Шмидт в дни июньского восстания все же находился в Одессе, однако ничем проявить себя не сумел и не успел. События развивались столь стремительно и страшно, что ему надо было как можно скорее возвращаться в Измаил. А затем Шмидт вроде бы ни с того ни с сего бросается в бега, да еще в какие!
При этом лейтенант Шмидт похищает денежную кассу вверенного ему миноносного отряда, без малого две с половиной тысячи золотых рублей! Командир боевого корабля сбегает и в придачу прихватывает с собой все казенные деньги. Почему бежал? Скорее всего потому, что испугался того, что после одесских событий его, как участника, могут арестовать. Тут уже пахло не психушкой, а каторгой!
Куда же убежал Шмидт? Самое поразительное, что никуда. Он просто принялся колесить по городам и весям от Керчи до Киева, прогуливая казенные деньги. Старшее поколение читателей помнит нашумевший в свое время фильм “Почтовый роман”. Суть его такова, что неизвестно куда и зачем едущий в поезде Шмидт (а ехал он прогуливать казенные денежки!) внезапно знакомится с некой дамой Зинаидой (Идой) Ризберг и между ними за сорок минут общения сразу же вспыхивает любовь. Сама Ризберг в своих воспоминаниях именует Шмидта не иначе, как “странный офицер”. Затем по фильму Шмидт и его спутница почему-то, несмотря на эту самую любовь, внезапно расстаются, и зрители не могут взять в толк, почему?
На самом деле в жизни все выглядело несколько иначе. Во-первых, Ризберг признает в своих воспоминаниях, что увидела “странного офицера” в Киеве на конных бегах и обратила на него внимание, так как он вел там себя весьма свободно. Зададимся вопросом: что делает на конских бегах в Киеве командир отряда миноносцев, находящихся в повышенной боевой готовности, да еще с огромной суммой казенной наличности? Разумеется, играет. Ну а то, что Ризберг обратила на него внимание, говорит о том, что играл Шмидт скорее всего широко! Что делала сама Ризберг на бегах, в мемуарах не уточняется. Возможно, дама просто отдыхала, возможно, присматривала себе жертву. После встречи на бегах как-то с трудом верится, что затем Ризберг “случайно” оказалась именно в купе “странного офицера”. Вероятность такого совпадения ничтожно мала. Однако почему столь романтично начавшийся роман вдруг столь внезапно закончился? Да прежде всего потому, что у Шмидта скоро просто-напросто кончились деньги. Дама тут же куда-то исчезла (оставив, впрочем, удрученному лейтенанту свой адрес). Кроме того, к этому времени Шмидт убедился, что его участие в одесских событиях осталось вроде бы незамеченным и ему по этой части ничего не грозит, отвечать теперь надо было только за дезертирство и за растраченные деньги. К тому же с началом осени резко активизировалась деятельность одесских комитетчиков в Севастополе, и лейтенант должен был появиться именно там. Наступало время Шмидта! А поэтому лейтенанту ничего более не оставалось, как ехать сдаваться властям с повинной. И в данном случае Шмидт действует весьма грамотно. Он не едет в заштатный Измаил, а торопится в Севастополь и телеграммой взывает к дядюшке-сенатору о помощи. Теперь дважды дезертир и растратчик был как никогда близок к каторге. Относительно своего дезертирства Шмидт придумывает весьма неуклюжую версию о том, что внезапно получил письмо о семейных неурядицах своей сестры и помчался к ней поддержать в трудную минуту. Но сестра живет в Керчи, а Шмидт посещает ипподромы в Киеве! К сведению, в то время весьма оживленно действовала пассажирская каботажная линия вдоль всего северного побережья Черного моря. Пароходы ходили от Измаила на Одессу, Евпаторию, Севастополь, Феодосию и Керчь. Почему бы не взять билет на пароход, тем более что зайдя по пути в Севастополь, можно было бы вполне решить вопрос и с отпуском по семейным обстоятельствам. Если допустить, что Шмидт так страшно торопился в Керчь, что не мог дождаться ближайшего рейса, то с этим никак не вяжется посещение им киевского ипподрома. Вообще же, учитывая достаточно близкие отношения Шмидта с сестрой, можно предположить, что, ссылаясь на нее, он мог всегда обеспечить себе какое угодно алиби. Сестра же не выдаст брата! Пытаясь оправдаться в отношении растраты казенных денег, он пишет в своей объяснительной, что якобы “потерял казенные деньги, катаясь на велосипеде по Измаилу”... Ида Ризберг в своих воспоминаниях говорит, что Шмидт выдвигал кроме этой версию о том, что его спящего обокрали в поезде, и сокрушался, что ему никто не верит. Несколько позднее, под давлением фактов, он все же сознается в дезертирстве и растрате.
В 1927 году Борис Пастернак создает поэму “Лейтенант Шмидт”. И хотя написана поэма с большим пафосом, судя по времени написания, она старшая сестра “Золотого теленка”. Интересно, но истории с воровством денег в поэме уделено прямо-таки не последнее место. Это и понятно: не каждый день герои грабят казенные кассы!
Я ездил в Керчь. До той поры
Стоял я в Измаиле.
Вдруг — телеграмма от сестры —
И... силы изменили.
Четыре дня схожу с ума,
В бессилье чувств коснею.
На пятый к вечеру — сама.
Я объясняюсь с нею.
Сестра описывает смерч
Семейных сцен и криков
И предлагает ехать в Керчь
Распутывать интригу.
Что делать! подавив протест,
Таю сестре в угоду,
Что, обнаружься мой отъезд,
Мне крепости три года.
Помешали. Продолжаю. Решено.
Едем вместе. Это мне должно зачесться.
В гонке сборов и пока сдаю судно,
Закрывают отделенье казначейства.
Ночь пропитана, как сыростью, судьбой.
Где б я был теперь, тогда же в путь не бросься?
Для сохранности решаюсь взять с собой
Тысячные деньги миноносца.
В Керчь водой, но по Дунаю все свои.
Разгласят, а я побег держу в секрете.
Выход ясен: трое суток толчеи
Колеями железнодорожной сети.
В Лозовой освобождается диван.
Сплю как мертвый от рассвета до рассвета.
Просыпаюсь и спросонок за карман.
Так и есть! Какое свинство! Нет пакета!
Остановка! Я — жандарма. Тут же мысль:
А инкогнито? — Спасаюсь в волны спячки.
По приезде в Киев — номер. Пью кумыс.
И под душ, и на извозчике на скачки.
Что и говорить, но в изложении Пастернака Шмидт вырисовывается как не слишком симпатичный тип. Он сваливает всю вину за собственное дезертирство на сестру, не стесняясь говорит о своем беспробудном пьянстве и проматывании денег на бегах, причем в конце рассказа совершенно забывает, что ему вроде бы надо было ехать в Керчь. В целом же поэтизированный рассказ о злоключениях Шмидта вполне сопоставим по накалу страстей с рассказами его многочисленных сыновей во главе с Остапом Бендером.
Ситуация для Шмидта к моменту его явки с повинной, несмотря на всю изворотливость лейтенанта, весьма сложная, но снова, в какой уже раз, вмешался всесильный дядя. Он быстро погашает растраченную сумму за счет своих личных средств, затем, чтобы избежать суда, Шмидта в течение нескольких дней увольняют с флота, благо к этому моменту уже идут мирные переговоры с Японией. При этом, чтобы обеспечить племяннику возвращение капитаном на коммерческий флот, адмирал Шмидт настойчиво добивается, чтобы его уволили с одновременным производством в капитаны 2-го ранга. Однако в морском министерстве это находят излишним, и Шмидта так и увольняют лейтенантом. Как бы то ни было, но наш герой в данном случае выходит сухим из воды. В это время, собственно говоря, и начинается знаменитый “почтовый роман”. Шмидт закидывает Ризберг своими письмами. Сама Ида, судя по ее воспоминаниям, уже и не рада тому, что дала адрес “странному офицеру”. Прежде всего она, несмотря на наличие весьма свободного нрава, состоит замужем, и письма постороннего мужчины ее компрометируют. Она пытается образумить Шмидта, а потом вообще перестает ему отвечать. Но от нашего героя не так-то просто избавиться. Он начинает отправлять ей письма ежедневно, а затем и по несколько штук в день. В письмах он в весьма приказном тоне требует от нее продолжать переписку. Ризберг соглашается, но просит Шмидта писать несколько пореже...