— Макаров, — нарастяжку заговорил министр. — Свяжитесь с помощником Юрия Владимировича и отправьте к ним товарища Мукарова. Его ждут.
Министр опять наклонился над своей бумагой и зашевелил губами. Василий дернул Мукарова за рукав и прошептал:
— Пошли!
Николай поднялся, слегка поклонился, сказал: “Спасибо, Андрей Андреевич. До свиданья” — и начал пятиться к выходу.
Громыко поднял глаза на него и молча кивнул. Николаю показалось, что он хотел что-то ему сказать вдогонку. Но не сказал. На губах у министра промелькнула легкая безадресная улыбка. И в этот момент вдруг Николай ясно осознал, что по-иному министр вести себя и не мог. Он, который прошел Сталина, Вышинского, Берию, Хрущева и Брежнева. Не его это дело, в конце концов, ловить шпионов и разоблачать предателей. Не его кадр Тыковлев. Достаточно он натерпелся со своим предателем — рыжим Шевченко. Этого ему из ЦК прислали. Решат его теперь отозвать, туда ему и дорога. Доказывать же свои подозрения он предоставляет Мукарову. Докажет — молодец, не докажет — пусть на себя пеняет.
“C’est la viе, — подумал Николай. — Век живи, век учись. Интересно, a будет ли Андропов выводить Тыковлева на чистую воду? Он ведь сейчас дисциплину наводит... Щелокова прогнал... Так-то оно так. Да кто же его, в конце концов, знает...”
* * *
Доклад Андрея прервал резкий пронзительный звонок. Андрей остановился на полуслове и посмотрел на Громыко, как бы спрашивая: “Мне, может быть, выйти?” Когда звонил этот телефон, называвшийся прямым, полагалось привстать и обозначить свою готовность удалиться, чтобы не мешать министру разговаривать с высшим руководством и не слышать чего неположенного.
Но уходить не хотелось. Не так часто удается прорваться к министру и поговорить о всех делах. Он все время занят. Андрей еще не успел получить от него ответы на вопросы, которые надо решать. А послезавтра лететь опять на переговоры, что-то говорить американцам в условиях, когда все уже сказано, все аргументы исчерпаны, когда того и гляди произойдет скандал. Выйдешь сейчас, а потом назад уже не войдешь. Очень даже может так получиться. Что-то другое закрутится. Внимание министра переключится на какой-нибудь срочный сюжет. Полезут вперед другие заведующими отделами или, хуже того, заместители министра, которым надо уступать дорогу. Ты, мол, уже там был, целых полчаса сидел. Не сумел доложить и получить указаний, значит, сам дурак. Что, министру только и дела, что с тобой заниматься?
Громыко снял трубку белого телефона и устремил ничего не говорящий взгляд на Андрея. Тот слегка приподнялся в кресле, ожидая, что Андрей Андреевич кивнет головой, как бы одобряя тактичность и сообразительность подчиненного. Но кивка не последовало, и Андрей застыл в нерешительности.
Трубка издала какие-то неразборчивые звуки. Неразборчивые для Андрея, но, видимо, вполне определенные для министра, потому что он изобразил приветливость на лице и бодро произнес:
— Приветствую тебя, Юрий Владимирович! — и начал сосредоточенно слушать. Не прошло и двух секунд, как он слегка махнул рукой Андрею, показывая, что можно остаться.
Андрей с облегчением опустился назад в кресло. Видимо, тема разговора была не очень важной или не требовала особых комментариев со стороны Громыко. Это значило, что разговор будет коротким, а министр для себя вычислил, что ему предстоит больше слушать и меньше отвечать. Так что пусть Андрей посидит. Надо все же с ним закончить, наставить на путь истинный, пока не нахомутал там, в Женеве. Все равно многого не услышит.
Тут министр ошибся. Связь по прямому телефону работала довольно громко, так что понять, что говорил человек на другом конце провода, зачастую бывало не так уж и сложно. Подчиненные Громыко знали это и предпочитали демонстрировать в подобных случаях полное отсутствие интереса к тому, что обсуждало между собой высокое начальство. Говорит себе министр по прямому телефону с кем-то, а мы в этот момент начинаем шепотом говорить о своем друг с другом, чтобы, значит, мешать друг другу подслушивать и не пялиться молча на министра, раздражая его своим неуместным присутствием. Если он по завершении разговора соизволит какими-либо новостями поделиться, то будем весьма признательны. Если нет, то мы ничего и не слышали и не слушали.
Но Андрей был в кабинете министра один. Шептаться было не с кем. Волей-неволей приходилось слушать.
— Я насчет Тыковлева, — доносилось из белой трубки. — Был у меня твой парень. Рассказывал. Знаешь, это уже не первый раз с ним.
— Да, да, — буркнул Громыко и покосился на Андрея, видимо, уже сожалея, что оставил его в кабинете. — Странно себя ведет. Как-то странно. Казалось бы, опытный товарищ, — нерешительно заохал он.