Особенно концентрированное выражение жизненные наблюдения и взгляды Мамина-Сибиряка этого периода получили в романе “Приваловские миллионы”, над которым он работал в общей сложности десять лет, если вести отсчет от студенческого романа “Семья Бахаревых”. В этом первом крупном произведении на примерах судеб героев — уральских купцов-заводчиков Привалова, Бахарева, буржуазных дельцов новой формации типа Ляховского, Половодова дается убедительная картина развития капиталистических отношений в России второй половины XIX века со всеми ее противоречиями и особенностями. Естественно, одна из самых коренных проблем, волновавшая Мамина всегда, — это народ, его роль в жизни страны, тревожные раздумья о бесправной доле трудового люда, о загубленных дарованиях, исковерканных судьбах в паразитическом мире капитала. Да, я, грешный, несмотря на возрождающиеся ныне в России капиталистические (или рыночные, как их еще “величают” сегодняшние “реформаторы”) отношения в нашем обществе, называю эту тенденцию паразитической, как, впрочем, обозначал ее еще 130 лет назад и Д. Н. Мамин-Сибиряк.
Возможно, моя точка зрения на первый маминский роман кому-то покажется чересчур “идеологизированной”. В частности, не совсем убедительным, могут возразить мне, выглядит заявление о главенствующей роли народа — ведь непосредственные представители трудового люда занимают в романе вроде бы весьма второстепенное место, появляются эпизодически. Но я смею утверждать, что объективно именно народ — главный герой “Приваловских миллионов”, потому как все размышления, помыслы, думы автора да и главных героев о народе.
Скажем, Сергей Привалов, стремящийся получить в свои руки наследственные заводы, вовсе не нацелен на личное обогащение; напротив, он, чувствуя себя “должником” народа, всерьез озабочен стремлением расплатиться с последним, как-то: разделять прибыль, получаемую от заводов, между рабочими и крестьянами, обслуживающими эти заводы. И хотя столь благородные идеи капиталиста-народника неизбежно терпят крах (в обществе, вступившем на путь хищничества, филантропические приваловские попытки “вернуть долг народу”, естественно, не могли осуществиться — хочу обратить на это особое внимание нынешних апологетов “рыночного капитала”!), как не дают ощутимых реальных результатов и другие его попытки оказать помощь трудящимся в духе народнических проектов, появление в литературе фигур такого типа говорило прежде всего о том, что озабоченность лучших, честнейших представителей из племени “собственников” судьбою народа — не случайная прихоть, а осознанное понимание ими, что именно народ является подлинным хозяином жизни и страны. Вот о чем не мешало бы постоянно помнить и современным “новым русским”, “прихватизировавшим” народное богатство! Это была, если хотите, “национальная особенность” именно русского капитализма. Характерно, что даже противник Привалова, пропагандист “свободного капитала” Константин Бахарев, тоже исполнен желания избавить народ от невежества, нищеты, готов признать в коллективных формах труда перспективу обновления жизни в лучшую сторону. Это был совершенно новый взгляд в литературе на взаимодействие движущих сил общества, и в этом заключается, бесспорно, новаторский характер маминского романа, к сожалению, почти не замеченный тогдашней критикой, литературной общественностью (исключение, пожалуй, составил Глеб Успенский, давший в письме к брату высокую оценку “Приваловским миллионам”). Именно в этом, на мой взгляд, состоит особая, исключительная актуальность романа для нынешней российской действительности, его “вечная” злободневность в будущем. Причем не просто для специалистов-литературоведов, но и для широкого читателя: роман щедро насыщен народной фразеологией, полон иронии, пропитан народным здравым смыслом, а характеры героев напрочь лишены романтического флера.
Как сыну и патриоту родного края, Мамину были далеко не безразличны неизбежные процессы капитализации промышленного Урала, и он стремился внести посильную долю для придания этому процессу, как нынче принято говорить, “цивилизованного характера”. Так, к примеру, в одном из очерков, посвященных приуральскому крестьянству, он с горечью констатировал “разлагающее влияние тех новых промышленников, которые систематически высасывают из крестьянства все запасы, отложенные на черный день...” (“Новости”, 1884, № 246) и считал главной причиной разорения земледельцев проникновение крупных капиталов, скупку и переработку огромных партий хлеба на водку. Нечто подобное, но, вероятно, с еще большими губительными последствиями, грозит и современной деревне, особенно после принятия в 2001 году пресловутого, а точнее — преступного земельного кодекса, разрешающего куплю-продажу земли.
4. Полётность
За внешними абрисами, линиями и красками должны стоять живые люди, нужно их видеть именно живыми, чтобы писать. Это самый таинственный процесс в психологии творчества, еще более таинственный, чем зарождение какого-нибудь реального существа.
Д. Н. Мамин-Сибиряк.
Черты из жизни Пепко
После публикации в 1884 году романов “Горное гнездо” в “Отечественных записках” и “Жилка” (в отдельном издании писатель назвал его “Дикое счастье”) в “Вестнике Европы”, десятков рассказов и очерков в других столичных изданиях имя литератора из Екатеринбурга Д. Н. Мамина, большинство своих сочинений подписывавшего псевдонимом “Д. Сибиряк”, становится широко известным читающей публике России наряду с именами других представителей “мужицкой” литературы, как характеризовал сам писатель “направление”, к которому причислял себя вместе с Г. Успенским, И. Саловым, Н. Златовратским и другими. Более того. Произведения уральца, увидевшие свет в 80-е годы, в первую очередь романы “Приваловские миллионы”, “Дикое счастье”, “Горное гнездо”, “На улице”, “Именинник”, два тома “Уральских рассказов”, со всею очевидностью являли, что в русскую литературу пришел художник с самобытным взглядом на жизнь, по-новому развивающий лучшие традиции русской реалистической литературы. Суть этой новизны писателя, как точно отметил один из видных исследователей творчества писателя, заключается в том, что Д. Н. Мамин-Сибиряк в своих произведениях “не столько разговаривал о жизни, сколько учил читателя “разговаривать с жизнью”, разбираться в ее сложностях, опираясь во многом на принципы народно-трудовой морали и эстетики” (Д е р г а ч е в И. Д. Н. Мамин-Сибиряк. Личность, творчество. Свердловск, 1981, с. 69).
Такие принципы “обучения читателя” особенно наглядно проявились в романе “Горное гнездо”, который я считаю одним из вершинных произведений в творчестве писателя. Роман, как и почти все маминские сочинения, опирается на “документальную базу”, то есть в основе его лежат действительные события, а многие из героев имеют своих реальных прототипов — недаром же в первой журнальной публикации романа (“Отечественные записки”, 1884, № 1—4) автор дал ему подзаголовок “Из Уральской летописи” и примечание: “Под именем “Горного гнезда” на Урале громкой известностью пользовался во времена оны институт казенных горных инженеров; но я придаю этому термину более широкое значение, именно, подвожу под него ту всесильную кучку, которая верховодила и верховодит всем делом на Урале”.
Роман замышлялся как многоплановое произведение, действие которого должно было переместиться с Урала в столицу, а те события, что изображены в “Горном гнезде”, были, по планам писателя, “только введением к другому роману”. Замыслу этому не суждено было осуществиться (в какой-то мере продолжением “Горного гнезда” можно считать роман “На улице”, но сам Мамин не совсем удовлетворялся тем, как был использован материал в этом романе: “Первая тема осталась недоконченной, вторая только затронута”), но и в том, “незаконченном” виде, в котором “Горное гнездо” обрело права гражданства, оно представляется, повторюсь, одним из лучших творений писателя — совсем не случайно роман получил высокую оценку таких авторитетных ценителей литературы, как М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Н. Плещеев, а критик А. Скабичевский назвал его “лучшим украшением нашей литературы”.