18 декабря.
Пленум СП СССР и СП РСФСР, тема: “СОВРЕМЕННЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС И АКТИВНАЯ ПОЗИЦИЯ ПИСАТЕЛЯ”. Докладчики: С. Сартаков, А. Ананьев, А. Чаковский. Весьма поверхностный подход к тому, что принято называть активной позицией художника. Забота о сиюминутном воздействии слова, а не о вековом его существовании в духовном мире народа. Убеждение, что статейки, очерки, “проблемная” публицистика могут заменить выстраданный в долгих творческих муках художественный образ жизни! По докладам получается, что наиболее активны сейчас в литературе не Астафьев, Носов, Распутин, Белов, Шукшин, а Генрих Боровик, Цезарь Солодарь с их “международной тематикой”, А. Медников, А. Злобин с их “производственной” публицистикой, Ю. Семенов, А. Чаковский с их “политическими” романами. В который уже раз об активной творческой позиции судят по формальным признакам, анкетируя, а не исследуя литературу.
Встреча с П. Кручеником, Г. Коноваловым, Н. Благовым, Н. Старшиновым, Е. Евтушенко. Е. Евтушенко настойчиво, даже назойливо уговаривал меня поговорить с Василием Аксеновым. “Нельзя допустить, чтобы наша литература потеряла талантливого писателя”. Я: “Это не мы потеряем талант, а Аксенов потеряет отечественную почву”. Евтушенко: “Нет, нет, вы не должны отвергать сгоряча мое предложение. Вы обязаны поговорить с ним”. Я: “Поскольку в вас так живо скорбное чувство потери, поговорите с Аксеновым сами”. Евтушенко: “Нет, нет, я не могу, я с ним в ссоре”. Так ни до чего и не договорились.
3 января 1980 г.
Разговор с Ю. Селезневым. Вокруг молодого критика начинает сгущаться атмосфера. Многим пришлась не по душе его прямота и принципиальность в суждениях о современной, особенно детской, литературе. Начинаются визги и вопли: ату его, ату! Институт мировой литературы уже забаллотировал его на должность научного сотрудника. Вот так у нас всегда. Стоит человеку потревожить литературный муравейник, как начинается охота на него. Есть данные, что и А. А. Беляев подключился к этой когорте охотников.
4 января.
Похороны С. П. Щипачева. Панихида в Дубовом зале. Тонкая цепочка людей вдоль стен, не больше ста человек пришло проводить в последний путь когда-то самого популярного лирика. Сик транзит глориа мунди! Так проходит земная слава!
А. Вознесенский, как всегда, втерся в “руководящие ряды” и стоял рядом с работником ЦК и секретарями СП СССР. Речи на панихиде — С. Михалкова, Ф. Кузнецова, моя. Потом кладбище (филиал Новодевичьего). Даже в загробном царстве появились свои “филиалы”. Двадцать человек провожающих. Пять минут на расставание и на всю церемонию проводов. И на этом все закончилось. На поминки не приехал ни один секретарь СП СССР.
7 января.
Секретариат. Исключение из Союза писателей Липкина и Лесневской, подавших заявление о выходе из Союза. Заявление Липкина подписано так: народный поэт Калмыкии, заслуженный деятель Дагестана, Туркменистана, Таджикистана, Киргизстана и Казахстана, Афганистана и Пакистана и прочее, и прочее...
Старый еврей даже не догадывается, что такой “список благодеяний” свидетельствует прежде всего о том, что он был не литератором, а дельцом. Прав был Сергей Смирнов, ядовито заметивший ему в краткой эпиграмме: “Ой, не стой на виду, А не то переведу”. “Борец за права человека”, он, судя по всему, имеет младенческие представления о нравственных обязательствах человека.
14 января.
Совещание у секретаря МО Ф. Кузнецова (М. Колесников, Л. Карелин, Л. Алифанов из горкома, С. Куняев). Вопросы предстоящего пленума творческих организаций Москвы. Мне предстоит выступать на пленуме. “Дело” Станислава Куняева*. Пока решено откровенно поговорить с ним. Всех тревожит надвигающаяся отчетно-выборная кампания творческих объединений. Ожидаются “визги” и сшибки на собрании поэтов, прозаиков, критиков.
“Дело” Орловой-Копелевой. Надо решить побыстрее. Опасно держать неоперированным этот гнилой сионистский зуб.
30 октября 1983 г.
Прошло перевыборное собрание. Виктор Иванович Кочетков больше не секретарь парткома. Он очень хотел и добивался этого. Его жизненный принцип, сформированный еще в юности, — идти напролом за правду в интересах дела, а не личной корысти — плохо совмещался с “политикой” партаппаратчиков и некоторых писателей, яростно отстаивающих свои личные интересы. Приходилось терпеть клевету. Среди присутствующих на собрании был писатель, известный своим “мужеством” в закулисной болтовне. Услышав критическое выступление, он попросил слова. Виктор Иванович предоставил ему эту возможность. Эффект был неожиданным. Он высказался с необычным для него уважением к Виктору Ивановичу.