Как сообщал 10 сентября в Париж французский представитель при польском Генштабе генерал Арманго, “здесь царит полнейший хаос. Главное польское командование почти не имеет связи с воюющими армиями и крупными частями [...] Польская армия собственно разгромлена в первые же дни”*.
Основное обвинение, выдвигаемое польской стороной в связи с вводом советских войск в Польшу 17 сентября 1939 года, заключается в том, что Советский Союз нарушил договор о ненападении 1932 года. Давайте порассуждаем на этот счёт. Да, нарушил, но на этом нельзя ставить последнюю точку. Как отмечалось, СССР имел основание денонсировать данный договор в 1938 году в связи с захватом Польшей части чехословацкой территории, но, не желая нагнетать и без того напряжённую обстановку в Европе и понимая, что такой шаг мог бы теснее связать Польшу с гитлеровской Германией, решил воздержаться от проведения в жизнь своей угрозы. В то время польская сторона, как видно из её ответа на советский дипломатический демарш, проявила полное пренебрежение к судьбе договора о ненападении с СССР. А теперь лишь для того, чтобы обвинить СССР, этот договор, видите ли, вдруг понадобился. Довольно непоследовательная линия поведения. Получается, что практически Советский Союз обвиняется в том, что в 1938 году, руководствуясь интересами европейского мира, он не денонсировал договор о ненападении с Польшей, а если бы это сделал и пренебрёг тем самым ещё сохраняющимися возможностями найти общий язык с Польшей для создания общего фронта борьбы с фашизмом, то к нему не было бы никаких претензий. Ведь не выдвигается, например, никаких аналогичных обвинений в адрес Германии, которая имела такой же договор с Польшей, но денонсировала его, а затем 1 сентября 1939 года напала на неё, развязав Вторую мировую войну. Чушь какая-то! Вот в какую абсурдную ситуацию может завести формальный подход к вопросу.
Если стать на сугубо формально-юридическую точку зрения, то к 17 сен-тября 1939 года сложилась ситуация, с существованием которой в международном праве допускается одностороннее аннулирование договоров в силу “коренного изменения обстоятельств”, существовавших при заключении данного договора (оговорка “rebus sic stantibus”). Что и было фактически изложено СССР в ноте от 17 сентября 1939 года. Примерно такими же соображениями руководствовались западные союзники Польши — Велико-британия и Франция, которые не выполнили взятое на себя в подписанных с Польшей договорах обязательство в случае нападения на Польшу Германии начать эффективные боевые действия против последней, отложив их на 1940 год. Вместе с тем не подлежит сомнению, что если бы СССР напал на Польшу совместно с Германией 1 сентября 1939 года, то ответственность советской стороны за нарушение подписанных договоров, а также правомерность её обвинения в агрессии тогда имели бы определённое основание.
Польские историки почему-то не воспринимают заложенное в упомянутой ноте СССР объяснение, что одним из главных мотивов ввода советских войск было стремление взять под защиту проживавшее в Польше белорусское и украинское население, которое с энтузиазмом встречало части Красной Армии, а своё вхождение в состав СССР рассматривало как экономическое и духовное освобождение. Польскими авторами данный факт признаётся, но при этом каких-то само собой напрашивающихся выводов из этого не делается, а они лишь ограничиваются констатацией, что польское население не разделяло подобный энтузиазм.
2. В современной польской историографии утвердилось в виде аксиомы положение, якобы не требующее никаких доказательств, что в сентябре 1939 года СССР совершил агрессию на Польшу совместно с Германией при тесном взаимодействии двух армий. В подтверждение последнего тезиса обычно приводятся действительно имевшие место факты: парад советских и немецких войск в Бресте, совместное патрулирование во Львове, запечатлённые на фотографиях случаи доброжелательных встреч представителей двух армий и т. п.* Но все эти факты, само собой разумеется, никак не могут служить весомым доказательством совместно спланированного нападения. К тому же данные контакты явились результатом не какого-то стихийного проявления дружественных чувств с обеих сторон, как это, например, имело место в 1945 году на Одере со стороны советских и американских солдат**. Наоборот, их характеризует большая сдержанность, а с германской стороны они были тщательно регламентированы специальными распоряжениями***.
С польской стороны избегают комментировать тот факт, что агрессия Германии и ввод советских войск в Польшу состоялись не одновременно, а с разрывом в 16—17 дней. Этот временной разрыв, на наш взгляд, заключает в себе особый смысл и в значительной степени подрывает упомянутую польскую версию событий.
Из имеющихся в нашем распоряжении документов не вытекает, что между СССР и Германией имелась какая-то договорённость об одновременном нападении на Польшу. Можно с большой долей достоверности сказать, и это подтверждается дальнейшими событиями, что такой договорённости, зафиксированной в документах, не было вообще. Общеизвестно, однако, что Берлин после 1 сентября неоднократно понуждал Москву начать наступление на Польшу, сопровождая это слегка завуалированными угрозами, а та всячески затягивала время, выжидая дальнейшего развития событий, в том числе реакции Великобритании и Франции. Объяснить подобную позицию одной неподготовленностью СССР, как это сообщалось для отвода глаз германской стороне, было бы явно недостаточно.
Есть все основания полагать, что СССР не случайно уклонился от нанесения совместно с Германией удара по Польше. 1 сентября это сделала одна Германия, и тем самым именно на ней и только на ней лежит ответственность за развязывание Второй мировой войны на Европейском континенте. В этом случае, если даже и существовала между СССР и Германией договорённость об одновременном начале военных действий против Польши, то сам факт, что СССР уклонился от её выполнения, свидетельствует только в пользу дипломатии Москвы. Советская сторона выдерживала паузу, внимательно следя за тем, как разворачиваются военные действия в Польше, какие меры принимаются союзниками Польши — Великобританией и Францией, будто бы ещё не решив, что ей делать. В это многозначительное выжидание вписывается, в частности, официальный запрос 2 сентября полпреда СССР в Варшаве министру иностранных дел Польши Ю. Беку о том, почему Польша не обращается за помощью к СССР в соответствии с торговым договором. Этот, казалось бы, абсолютно нелогичный факт, если его рассматривать именно с этой точки зрения, получает совершенно иное звучание*.
СССР ввёл войска в Польшу лишь 17 сентября, когда уже многое прояснилось. Стало, например, ясно, что Великобритания и Франция, формально объявив войну Германии, на деле бросили своего союзника на произвол судьбы, так же как год назад Франция оставила в беде своего чехословацкого союзника**. К этому времени части вермахта уже подходили к Бресту и Львову, фронт, как таковой, распался на отдельные очаги польского сопротивления. Не было никаких сомнений, что Польша войну уже проиграла. Откровенное признание данного факта мы находим во многих источниках***. оэтому никак нельзя согласиться с теми польскими авторами, которые задались нынче целью опровергнуть эту очевидную и общеизвестную истину, заявляя, что если бы не выступление СССР, то польская армия могла бы ещё не только сопротивляться, но и чуть ли не добиться военного перелома. С другой стороны, нельзя отрицать, что предпринятые советской стороной действия, конечно, сказались на ослаблении боевого потенциала остатков польской армии, но это какого-нибудь принципиального значения уже не имело.
3. В современной польской концепции событий сентября 1939 года совсем не придаётся значения тому, что СССР фактически отказался от первоначальной договорённости с Германией относительно линии разграничения советских и германских войск в Польше. По нашему мнению, это существенное упущение. Как известно, линия такого разграничения в центральной Польше в соответствии с секретным протоколом проходила в основном по Висле, оставляя за СССР, в частности, правобережную часть Варшавы — Прагу. Если бы подобная договорённость было реализована, то тогда, безусловно, имелись бы основания обвинить СССР в участии вместе с Германией в разделе именно Польши . Но, как мы знаем, этого не произошло. СССР счёл целесообразным изменить свою прежнюю позицию, предложив новое разграничение, в основном проходящее по “линии Керзона”, в соответствии с чем к СССР отходили практически только районы, населённые преимущественно белорусами и украинцами****. Тем самым СССР вернул отторгнутые Польшей в 1919—1921 гг. территории, как бы получив обратно только своё*****.