Казалось бы, столько выдающихся умов сомневались и сомневаются в свободе торговли, в либеральной политике открытых дверей. Нет, наши руководители как в 1996, так и в 2004 году по-прежнему клянутся в верности экономическому либерализму, либеральным реформам, “правому делу монетаризма”, как любил повторять В. Черномырдин. Дошли до того, что пытаются конкурентоспособность объявить национальной идеей! Доллар по-прежнему остается, как в каком-нибудь Гондурасе, расхожей валютой и резервом. Ресурсы, капиталы и умы утекают из России широкой рекой. Взамен нам сбывают товары, которые можно производить на месте.
Сейчас на Западе идет интенсивный поиск путей возрождения местной экономики (local economics). Возрождение местной экономики в общинах и кооперативах перспективно и в экологическом плане. Это был бы удар по гигантомании, по неуемному потреблению дешевой энергии. Это было бы возвращением на новом уровне к жизненосной экономике, основанной на таких органических принципах, как многообразие, целенаправленность роста, обеспечивающего нужное количество нужного качества в нужном месте. Экономика — это живой организм. Избыток чего-либо так же гибелен для живого организма, как и недостаток.
Местная экономика обещает стать одним из плацдармов для наметившегося контрнаступления космоцентристской модели развития против техноцентристской цивилизации, что будет означать смену парадигмы развития, смену ценностей. Это не очередная утопия, а императив выживания. Реликты жизненосной местной экономики остаются даже в Европе. В Швейцарии, например, три тысячи общин по тысяче человек каждая вполне самодостаточны. Более того, они дают пример подлинной демократии — прямого участия граждан в решении всех жизненно важных вопросов. Сохранившееся в России крестьянство является в этом смысле большой социальной ценностью. Крестьянство все еще органично, все еще ведет органическое хозяйство.
Стратегическая установка США и глобализаторов на свободу торговли вовсе не победила окончательно, как это пытаются внушать теоретики конца истории. Не победила, несмотря на создание в 1995 г. Всемирной торговой организации и вступление в нее почти всех государств мира. Многие страны прибегают к скрытому протекционизму, и наиболее регулярно сами американцы.
Малые страны объединяются в региональных рамках. Принцип свободы торговли оказывается обременительным даже для морских держав, которые, как правило, имеют в мировой торговле преимущества перед континентальными странами. Это противоречие между морем и континентом распространяется не только на торговлю, но и на геополитику. Атлантистам трудно понять евразийцев и иметь с ними партнерские отношения. Эта константа — серьезный геополитический фактор, с которым должны считаться реальные политики.
С точки зрения классической политической экономии в основу доктрины свободной торговли положены два правила, так логично обоснованные 200 лет назад Давидом Рикардо: сравнительные преимущества производства и транспорта и вытекающая из них специализация в международном разделении труда. Однако оба эти постулата, некогда считавшиеся аксиомами, ныне все чаще опровергаются. Давид Рикардо не знал, во-первых, ни молниеносного перелива капиталов, ни дробления и переноса производственных циклов в другие страны. Он не знал, во-вторых, проблемы обеспечения полной занятости; в-третьих, не было в его время трясины обменных курсов валют.
Сравнительные преимущества в издержках производства не действуют и еще по одной очень веской причине: у Д. Рикардо они имеют денежное выражение. Но колебания валют делают эти преимущества нестабильными и потому иллюзорными.
Обменный курс евро и доллара в течение всего трех лет колебался более чем на 50%: евро опускалось на 20% ниже доллара, а к январю 2004 г. превысило доллар без малого на 30%. Известно, что имеются мощные средства манипулирования обменными курсами. И владеют ими не государства, а несколько десятков банкирских кланов. Манипулируя только курсами валют, они способны влиять на президентов, парламенты, ООН, на армии и флоты. Не стихии рынка, а рычаги в руках банкирских кланов изменяют и курсы валют, и ссудный процент, и многое другое. Ссудный процент и валютные курсы при открытости экономик и свободе торговли сметают барьеры и разрушают национальную экономику, заставляют ее переориентировать специализацию, банкротить и закрывать целые отрасли традиционной национальной жизнедеятельности.
Есть еще и вопрос безопасности. Важнейший. До тех пор, пока экономика страны открыта воздействию мирового рынка, невозможно поддерживать жизненно необходимый для нации хозяйственный комплекс, недостижима даже аскетическая самодостаточность, в том числе продовольственная безопасность. Европейский Союз, будучи защищен двойным кольцом национальных и региональных границ, тем не менее платит за открытость 10% безработицей и стагнацией. В слабых и отсталых странах мировой рынок медленно, но верно подтачивает устои государств.