Послушаем же рассказ о нескольких боевых днях осени 42-го из уст непосредственного и далеко не рядового участника событий, предваривших Сталинградскую победу.
Генерал-майор в отставке
М. ЛОЩИЦ
Недолгой была передышка 11-го гвардейского стрелкового корпуса после ожесточенных оборонительных боев в районе Моздока и Вознесенской. Напомню, гвардейцы в начале сентября нанесли здесь значительный урон врагу, разгромив его рвавшуюся в глубь Кавказа 3-ю танковую дивизию и основательно потрепав 370-ю пехотную дивизию. За стойкость и героизм, проявленные в тех боях, Военный совет Северной группы войск Закавказского фронта объявил благодарность всему личному составу корпуса и приданных ему частей.
Люди готовились к решению новых, уже наступательных задач, но все изменил поднявший меня среди ночи внезапный звонок командующего Северной группой войск генерала И. И. Масленникова. Корпусу предписывалось немедленно, 27 октября, совершить 60-километровый марш и к утру следующего дня занять оборону на ближайших подступах к городу Орджоникидзе.
Что же привело нас едва ли не под самые стены старинного Владикавказа?
Потерпев неудачу в районе Моздока, Вознесенской, а позже и под Эльхотово, противник решил попытать счастья на другом направлении. Для этого он избрал район Нальчика и нанес удар по 37-й армии. Слабые силы этой армии, занимавшие оборону на фронте 120 километров без танков и без резервов, не смогли устоять перед напором крупных танковых масс. Из района Нальчика фашисты двинули свои танковые колонны на восток, в общем направлении на Орджоникидзе. Их расчет сводился к следующему: захватив город, выйти на тылы 9-й армии и, разделавшись с ней, наступать на Грозный, Махачкалу и далее на Баку. Часть своих сил немцы думали направить через Крестовый перевал на Тбилиси.
Планы врага оставались, как видим, по-прежнему дерзкими, и на Владикавказ он бросил свои главные силы. Стал перемещаться сюда и весь спектр противоборства на Кавказе. Оттого и наш корпус, и не один он, оказался здесь и спешно обустраивался на новом рубеже. Дальнейшее хронологически выглядело так.
1 ноября 1942 г.
Позднее утро 1 ноября застало меня на корпусном НП. Старательно оборудованный на вершине высоты 722,7, он находился в одном километре южнее Гизели. К северо-западу простиралась огромная равнина, в центре которой стояла станица Архонская.
С запада на восток, пересекая эту равнину, тянулись две широкие дороги: одна выходила из Ардона, пересекала станицу Архонскую и пропадала на западной окраине Орджоникидзе. Другая дорога, такая же ровная и широкая, начиналась в Алагире и, прижимаясь к северным отрогам Главного Кавказского хребта, проходила через Гизель и на западной окраине Орджоникидзе сливалась с первой. Таким образом, обе дороги вели к столице Северной Осетии...
Архонская равнина действительно создавала очень благоприятные условия для широкого маневра: не получится на одном направлении, наступай на другом.
Где-то около полудня послышались звуки редкой артиллерийской стрельбы. Они доносились с той стороны, где стояла наша 34-я бригада... Около десяти танков, пройдя кустарником, который рос по западному берегу реки Фиагдон, подошли к переднему краю 2-го батальона и попытались атаковать его. Но, увидев перед собой противотанковый ров, немецкие танкисты остановились. Наши пэтээровцы не упустили удобного случая и подбили одну машину. Остальные быстро отошли. И хотя на душе у бойцов полегчало, они понимали: это всего-навсего разведка.
После обеда на западе послышался гул самолетов. Под прикрытием истребителей приближалось несколько групп вражеских бомбардировщиков. 40 или 50 “юнкерсов” сбросили свой груз именно на противотанковый ров. Столько же самолетов набросилось на боевые порядки 2-го батальона 34-й бригады.
Враг и тут оказался верен своей излюбленной тактике: авиация начинает, танки заканчивают. Бомбардировщики сровняли с землей противотанковый ров, нарушили нашу огневую систему и расчистили путь танкам.
Со своего НП я видел, как довольно большая группа танков ворвалась на наш передний край и овладела высотой 608,2. Здесь кипел жаркий бой. От огня наших сорокапяток и противотанковых ружей, от ударов умело брошенных бутылок КС гитлеровцы потеряли 6 машин, но остальные продолжали двигаться на восток, пока не напоролись на огонь бригадного артиллерийского дивизиона, стоявшего несколько сзади. Танки остановились.
Постепенно бой стал утихать. Логично было заключить, что против нас сегодня действовал передовой отряд одной из танковых дивизий и что наступление главных сил врага последует завтра.
Так думал и позвонивший мне комбриг 34-й Александр Васильевич Ворожищев.
— Сегодня цветочки, а ягодки завтра будут, товарищ генерал, — закончил он свой доклад.
На фронте 62-й морской бригады противник также атаковал наши позиции, но без участия авиации и танков. И без всяких шансов на успех.
2 ноября
Как и предполагалось, утром 2 ноября гитлеровцы бросили в бой всё, что могли. После того как основательно поработали их авиация и артиллерия, в атаку на позиции бригады Ворожищева ринулись более 100 танков. Но герои по-прежнему стояли непоколебимо. Если вражеские танки и проламывали кое-где оборону, как это случилось на участке батальона старшего лейтенанта Сатаева, то шли по телам убитых, а живые оставались на своих местах, угрожая прорвавшимся гитлеровцам с флангов, отсекая их пехоту.
Перед 34-й бригадой, принявшей на себя главный удар, стояла особенно ответственная, я бы сказал, вдвойне ответственная задача: во-первых, не пропускать врага на Орджоникидзе, а во-вторых, наглухо закрыть Суарское ущелье, через которое немцы могли не только прорваться к городу с другого направления, но и выйти к Военно-Грузинской дороге, по которой шло снабжение наших войск.
Зная об этом, я рано утром 2 ноября, когда еще нормально работала связь, спросил полковника Ворожищева, сумел ли он вчера сохранить свой резерв.
— Сумел, — ответил комбриг. — Батальон моряков-автоматчиков буду держать до конца. Если враг прорвет оборону, батальон запрет Суарское ущелье. Там и умрем.
Да, сил у него оставалось мало, помочь же ему я не мог ничем. Мой скудный резерв ждал своего часа. Танки противника после жестокого боя преодолели сопротивление 34-й стрелковой бригады. Овладев Нижней Санибой, они стали подходить к Гизели. Здесь, на западной окраине большого и богатого осетинского селения, в 15.00 произошел бой, в котором с небывалой силой проявились стойкость и мужество наших людей. С моего НП все было видно до деталей. Как только через горную речку Гизельдон стали переправляться фашистские танки, огонь по ним открыла находившаяся в резерве и прикрывавшая штаб корпуса 54-я отдельная зенитная артиллерийская батарея. От ее первого удара запылали две боевые машины, вырвавшиеся вперед. Потом были подбиты еще две. Противник остановился.
Через 40 минут на батарею навалились 10 немецких самолетов. Но зенитчики тут же перенесли огонь по воздушным целям. Не успели скрыться самолеты, как на смельчаков снова ринулись танки...
Силы были явно не равны: уж очень много войск бросил враг на штурм Орджоникидзе. Со своего наблюдательного пункта я отлично видел узкую полосу местности на всем протяжении от Дзуарикау до Гизели, буквально забитую боевой техникой врага — танками, бронетранспортерами, орудиями, разными машинами. После взятия Гизели немецкие танки к вечеру оказались у западной окраины города Орджоникидзе. Непосредственную оборону города и Военно-Грузинской дороги осуществляли дивизия НКВД и ряд других частей и соединений, в том числе пограничники. Теперь там уже вовсю разгорался бой.
Свой наблюдательный пункт я покинул лишь тогда, когда вражеские танки овладели Гизелью, а на высоту 722,7, где мы находились, стали карабкаться немецкие автоматчики. Небольшая колонна штабных машин уже не смогла выйти на основную дорогу Гизель — Орджоникидзе, так как она была занята противником. К счастью, мы нашли другую дорогу, которая начиналась у подножия нашей высоты и, прижимаясь к отрогам Лысой горы, тоже выводила нас к намеченной цели. Немного не доехав до города, мы повернули на северо-запад и вскоре прибыли в Архонскую. Устроившись в небольшом домике, штаб корпуса возобновил работу. Нужно было немедленно связаться с частями, установить их состояние и положение на местности.