Так в первой половине дня 6 ноября была проведена операция по окружению фашистских частей, прорвавшихся в район Гизели. С этого момента противник стал думать не о захвате Орджоникидзе, а о том, как бы побыстрее вырваться из западни.
7—11 ноября
Случилось так, что самые ожесточенные бои развернулись на рассвете 7 ноября, в день 25-й годовщины Великого Октября. Гитлеровцы, которым накануне был объявлен приказ фюрера, предостерегавший, что русские в дни своего праздника могут предпринять крупные наступательные операции, решили любой ценой снова переломить ход сражения в свою пользу. Фашистская авиация нанесла по боевым порядкам 10-й гвардейской бомбовый удар большой силы. Одновременно открыла огонь артиллерия. Не менее получаса длилась обработка позиций бригады Бушева. А как только она окончилась, из Нижней Санибы устремились в атаку 60 вражеских танков и пехота на бронетранспортерах.
С этого момента на протяжении пяти суток мы вели почти непрерывный бой с пытавшимся вырваться из окружения противником. Пять незабываемых суток. Для многих бойцов моего корпуса они стали последними в жизни. Для тех же, кто остался в живых, как и для меня, те дни сберегаются в самых заповедных уголках памяти...
На высоте 370,3 действовал расчет ПТР, которым командовал сержант Дмитрий Остапенко. В том бою, не утихавшем ни днем, ни ночью, отважный бронебойщик уничтожил тринадцать танков врага и был удостоен звания Героя Советского Союза. Неподалеку сражался брат Дмитрия Иван Остапенко, тоже командир расчета ПТР. Он вывел из строя семь немецких боевых машин, за что был награжден орденом Ленина.
Навечно покрыла себя славой 3-я пулеметная рота, которой командовал гвардии лейтенант Дмитрий Александрович Гилев. Когда вражеская пехота при поддержке шестнадцати танков двинулась на южные склоны высоты 604,6, где рота занимала оборону, над боевыми порядками пулеметчиков раздался голос их командира: “Ни шагу назад! Смерть фашистским гадам!”
Так начался бой пулеметной роты с многократно превосходящим по силе врагом. Гранатами и бутылками с горючей смесью гвардейцы вывели из строя четыре танка. Командир роты Д. А. Гилев, командиры взводов гвардии младшие лейтенанты И. П. Глиняной и В. П. Дудинский, гвардейцы сержант И. И. Петухов, рядовой К. П. Кузьменков, сержанты В. Т. Тимофеев, А. Г. Тарасов, В. П. Знаменский, рядовой И. В. Денисенко, — всего их было двадцать два бойца и командира, геройски сражавшихся за высоту. Они пали в неравном бою, но не пропустили врага.
Гвардии младший политрук подразделения Иван Гаврилович Витченко, — он увлекал людей не только горячим словом, но и личной храбростью, — выстрелом из пистолета уложил прыгнувшего в траншею гитлеровца, а затем, схватив его автомат, уничтожил еще семерых фашистов. А когда через некоторое время умолк наш пулемет, он, заменив пулеметчика, вел огонь до тех пор, пока враг не отпрянул.
Пульс боя порою сильно учащался. И тогда приходила пора быстрых оперативных решений. Так было и 7 ноября, когда гитлеровцы, пытаясь прорваться, ввели в бой главные силы. Раздается звонок от комбрига Бушева. Он докладывает, что на западной окраине Нижней Санибы сосредотачиваются крупные силы противника, намеревающегося атаковать бригаду. Знаю, что Бушеву очень нелегко, и решаю помочь ему.
К нам на усиление как раз прибыл 1115-й иптап под командованием Героя Советского Союза капитана Д. Л. Маргулиса, с которым я был знаком еще со времен боев на “линии Маннергейма”. Я немедленно послал этот полк в распоряжение Бушева. И уже через полчаса 10-я гвардейская бригада была усилена двадцатью противотанковыми орудиями.
А вскоре, введя в бой свежие силы, возобновил наступление 10-й гвардейский стрелковый корпус. Овладев восточной окраиной Гизели, он стал теснить противника на запад, туда, где дорогу ему запирала бригада Бушева. Территория, на которой были сосредоточены в районе Гизели отборные войска 1-й немецкой танковой армии, с каждым днем сокращалась, и наша артиллерия простреливала ее насквозь.
В литературе о боях на Кавказе район Моздока и подступы к Орджоникидзе называют “долинами смерти”. Да, здесь нашло свою могилу немало живой силы и техники врага. И огромная заслуга в этом принадлежит нашей артиллерии. Но свой вклад в победу внесли не только артиллеристы, но и танкисты, пехотинцы, саперы, связисты. Немало сделала и авиация, поддержка которой с каждым днем становилась все более ощутимой. О победе советских войск на Кавказе вскоре узнала вся страна. В сообщении Совинформбюро говорилось:
“В последний час
Удар по группе немецко-фашистских войск в районе Владикавказа
(гор. Орджоникидзе)
Многодневные бои на подступах к Владикавказу (гор. Орджоникидзе) закончились поражением немцев.
В этих боях нашими войсками разгромлены 13 немецкая танковая дивизия, полк “Бранденбург”, 45 велобатальон, 7 саперный батальон, 525 дивизион противотанковой обороны, батальон 1 немецкой горнострелковой дивизии и 336 отдельный батальон. Нанесены серьезные потери 23 немецкой танковой дивизии, 2 румынской горнострелковой дивизии и другим частям противника.
Наши войска захватили при этом 140 немецких танков, 7 бронемашин, 70 орудий разных калибров, в том числе 36 дальнобойных, 95 минометов, из них 4 шестиствольных, 84 пулемета, 2350 автомашин, 183 мотоцикла, свыше 1 миллиона патронов, 2 склада боеприпасов, склад продовольствия и другие трофеи.
На поле боя немцы оставили свыше 5000 трупов солдат и офицеров. Количество раненых немцев в несколько раз превышает число убитых”.
Это сообщение Совинформбюро было опубликовано в газетах 20 ноября, а передано по радио 19-го. Я не случайно упоминаю обе даты.
Именно 19 ноября началось грандиозное контрнаступление советских войск под Сталинградом. Ободряющая весть, долетевшая с седого Кавказа до берегов Волги, прибавляла сил тем, кто направлялся на историческую битву с врагом...
Виктор Лихоносов • Записи перед сном (Наш современник N11 2002)
Виктор ЛИХОНОСОВ
Записи перед сном
1983
Так как-то получилось, что великая моя юношеская любовь к театру кончилась в зрелые годы полным равнодушием. Но если бы не было этой любви, я бы никогда не догадался о возможности заняться литературой...
Хорошо, что я не учился в Литинституте, долго воображал себе этот институт местом, созданным для любимцев богов, понятия не имел о том, что в общежитии каждый, кто чувствовал в себе талант, считал своим долгом пьянствовать и чудить: ходить по коридору общежития голым, но в валенках, прыгать с третьего этажа, кричать “хочу бабу!”, любить, что о твоих проделках рассказывают всем подряд. Дело даже не в этом. “Учиться на писателя” как-то странно. Ты еще ничего не пережил, а уже думаешь, что тебе надо будет писать книги. И мне кажется, камень этой необходимости давит на бывшего студента до конца дней. При этом теряется какое-то естество, а в начале работы душе мешают всякие лекции о мастерстве...
— Ну что ты хочешь! В Петербурге до революции Бунин переходил на другую сторону улицы, когда видел Мережковского. А во Франции должен был наведываться к нему в гости. Вот что ему досталось.
15 марта. Вчера и сегодня пишу главу “Екатеринодар”, 1919"*. Всю эту печальную жизнь проколоть бы пронзительной музыкой, я так мелодично все чувствую. Как жалко мне их! Они уйдут. И я бы ушел, кажется, за ними.
С 28 марта на 29-е. Не сплю, думаю в темноте: не тот роман! не то, что принято писать об этом времени. Наверное, мало найдется людей моего поколения, которые бы так невинно сочувствовали всему, что происходило давным-давно.
30 марта. 3 часа ночи. Вышел во двор. Пахнет цветущими сливами, абрикосами. Горевал над своей рукописью. Закончил главу “Хиромантка...” Заснул в 5 часов. Утром Настя уехала с бабушкой на дачу.
30 марта. Переписал последнюю главу IV части — “Исход”. Ушли навсегда.
21 апреля. Все эти дни читаю “Пушкин в жизни” Вересаева, статью Ахматовой, “После смерти Пушкина” Одобовской и Дементьева.