Разве не безумие полагать, будто результат выборов, а тем более совместная декларация самоуверенных киношников способны разрешить давние споры?*
Но дело не только в национальной проблеме. Как ни важна она сама по себе, людей, поддержавших Ле Пена, волнует не одно лишь засилье иммигрантов. Пяти миллионам французов, отдавших ему свои голоса, неуютно в мире, где властвует г л о б а л и з а ц и я.
Что такое глобализация для жителей промышленного Севера или Юго-Востока Франции — основы электората Ле Пена? Это поистине дьявольский насос. Он не только втягивает орды “цветных” работяг, дешевые руки из Африки или Азии, которые становятся конкурентами в борьбе за место под солнцем — и на производстве, штрейкбрехерами, сбивающими цену на рынке труда. Насос глобализации работает и в обратном направлении. Он втягивает в ненасытное чрево завод где-нибудь в Тулузе и выплевывает его на тихоокеанском побережье Китая, в Южной Америке или в Восточной Европе — там, где труд дешевле, налоги ниже, местное сырье почти ничего не стоит, а производственные площади предоставляются даром.
Из Европы, завоевавшей социальные гарантии в ходе вековых классовых битв, производство уходит на Юг, на Восток и на Север. Уводя с собой зарплаты, не выплаченные европейским рабочим, налоги, не пополнившие местные и государственные бюджеты, ломая отлаженную систему социального обеспечения, — ведь для ее поддержания нужны немалые деньги.
Авторитетный знаток французского общества Юрий Рубинский так характеризует типичных сторонников Национального фронта: “...Это прежде всего наименее обеспеченные, не уверенные в своем будущем люди, чувствующие себя лишними в холодном и неуютном глобализированном мире. Наибольший процент голосов Ле Пен получил в восточной половине страны, где сосредоточена основная часть ее промышленного потенциала, подверженного особенно глубоким и болезненным структурным сдвигам, высок уровень безработицы, значительно присутствие иммигрантов” (“Независимая газета”, 28.06.2002).
Традиционная русская этика побуждает в данной ситуации к выражению хотя бы минимального сочувствия к “наименее обеспеченным”. Редчайший случай — с ней в данном вопросе не расходится и традиция марксистской социологии. На ниве которой, надо заметить, Юрий Ильич Рубинский изрядно потрудился в советский период.
Но нет — для описания националистического электората Рубинский использует сплошь негативные характеристики — “маргинальные категории”, “люмпен-пролетариат”, “архаические”, “обреченные”. В его словах звучит нескрываемое презрение и даже злоба. Эмоции явно берут верх над аналитикой, иначе исследователь не поспешил бы ограничить круг приверженцев Ле Пена только торговцами и ремесленниками — представителями “архаичных, обреченных на упадок секторов” (да и откуда, замечу попутно, этакая жестокость к огромным сферам хозяйства, где заняты миллионы людей).
Противореча себе, Рубинский тут же относит к симпатизантам Национального фронта работников “текстильной, металлургической промышленности, тяжелого машиностроения”. Выходит, не архаичные маргиналы — наиболее квалифицированные работники французской индустрии “обречены на упадок”.
Подчеркну — точка зрения Рубинского х а р а к т е р н а. И дело не только в том, что, возглавляя Центр французских исследований Института Европы РАН, он имеет возможность серьезно влиять как на освещение ситуации, так и на отношение к ней. Подавляющее большинство политиков, финансистов, манипуляторов общественным мнением т о ч н о т а к ж е относятся к “обреченным” людским множествам, внезапно — и не по своей вине! — выпавшим из современной жизни.
Ну, положим, от пяти миллионов можно как-то “отмахнуться”. Попытаться списать со счетов, вычеркнуть из жизни. Хотя это занятие исключительно для высоколобых интеллектуалов — ни один реальный политик не позволит себе игнорировать столь многочисленный электорат.
Однако издержки глобализации, как догадывается читатель, проблема отнюдь не сугубо французская. Тут не о пяти (и не о пятидесяти!) миллионах речь. Бегство капиталов (а в последние годы и технологий) за рубеж, рост безработицы, уменьшение зарплат — ОБЩАЯ ПРОБЛЕМА ЗАПАДА.
И на первом месте — засилье иммигрантов. Волны нового переселения народов, сокрушающие устои “прекрасной Франции”, перекатываются через весь европейский континент, грозя захлестнуть и смыть тысячелетнюю цивилизацию белого человека.
В объединенной Германии в 2000 году проживало 8 млн иностранцев (10 процентов населения). Добавьте 2,4 млн переселенцев на “историческую родину” (главным образом из стран бывшего СССР) и 16 млн “осси” — жителей прежней ГДР, до сих пор не вполне интегрировавшихся в западное общество, — и вы поймете остроту проблемы. Но не ее глубину: дело не только в том, сколько чужеродных ментально и этнически групп приняла Германия сегодня, еще важнее — сколько их будет завтра. Тут картина и вовсе удручающая. Из 27 млн семейных пар одна треть бездетна, а еще треть имеет одного ребенка. А число иностранцев только за счет рождаемости увеличивается на 71 тыс. в год. К тому же 23,5 процента браков в ФРГ смешанные. Приводя эти данные, профессор С. Лебедев делает вывод: “Из страны белокурых тевтонов ФРГ превратилась в многорасовую, многонациональную страну, в которой доля иммигрантов в населении была такая же, как в США” (“Славянское братство”, №1, 2002).
Даже страны с южноевропейской периферии, вчера еще считавшиеся относительно бедными и неперспективными для иммиграции, сегодня испытывают давление огромных масс переселенцев. Испанская пресса пишет о 1,5 млн легальных иммигрантов и 3 млн нелегальных (при численности населения 38,6 млн). В десятимиллионной Португалии 335 тыс. иностранцев проживают легально и еще около 300 тыс. нелегально (“Время новостей”, 17.06.2002).
Драматичны не только количественные показатели. Огромное значение имеет религиозная ориентация отрядов, штурмующих Европу.
Иммиграционная волна окрашена в зеленый цвет ислама. В Германии в 2000 году насчитывалось 3 млн мусульман (3,7 процента населения). В подавляющем большинстве (2 млн 187 тыс.) это турки-сунниты. Представлены также алевиты (в основном сирийцы) — 340 тыс., иранские шииты — 170 тыс. и вовсе уж экзотические секты: “Аль-ахмадийя” (смесь ислама с индуизмом и христианством) — 22 тыс. (пакистанцы), суфии — 10 тыс., исмаилиты — 1 тыс.
В стране 66 мечетей и более 2 тысяч молельных домов. Крупнейшие объединения — Турецко-исламский союз религиозных учреждений, “Милли герюс”, Союз исламских культурных центров, уже знакомая “Исламская помощь”, финансируемая Саудовской Аравией организация “Братья-мусульмане”, Союз исламских организаций Европы (здесь и далее данные приведены по статье “Ислам в неисламском мире” — “Независимая газета”, 29.09.2001).
В Голландии проживает 670 тыс. мусульман (4,3 процента населения). Действуют отделения “Исламской помощи” и “Пан тюрк”, являющейся, как считают западные спецслужбы, отделением турецкой фашистской организации “Серые волки”, причастной к покушению на папу римского Иоанна Павла II и другим громким терактам.
В Бельгии свыше четверти миллиона мусульман. В числе объединений — “Исламская помощь”, Генеральное собрание мусульман Бельгии и организация с выразительным названием “Мусульманские экстремисты”, взявшая на себя ответственность за убийство служителей мечети в Брюсселе в 1984 году (из-за осуждения ими фундаментализма) и президента Координационного комитета евреев в Бельгии Ж. Вибрана в 1989 году.
Особо надо сказать об исламских организациях Великобритании, где число мусульман превышает 1,5 млн. Еще в период колониального владычества на Востоке Лондон приобрел влияние в исламских кругах. И до сих пор ревностно поддерживает, приспосабливаясь к новым реалиям. Соединенное Королевство является центром десятков исламских организаций, раскинувших свою сеть по Европе. В Лондоне находится штаб-квартира Исламского Совета Европы, созданного по решению Организации Исламская конференция в 1973 году. Здесь же функционирует Союз мусульманских организаций Соединенного Королевства и Европы. В Бирмингеме базируется “Исламская помощь”, чьи отделения представлены во многих государствах.