Выбрать главу

Вообще интересно было бы спросить жителей нашей страны, за которых так уверенно высказывались чиновники, уверяя Бжезинского в общерусской мечте стать европейцами: “Вы действительно готовы стать частью ТАКОЙ Европы? Европы, где одной из главнейших проблем современной семьи считается массовое распространение сожительства взрослых с детьми. Где брюссельский дворец правосудия осаждают толпы родителей, дети которых погублены педофилами. Где на амстердамских улицах, прямо в центре города, мужчины открыто занимаются онанизмом (тоже в контексте прав человека — это право на сексуальную жизнь и на самовыражение!), и где к вам несколько раз за вечер подойдут с предложением попробовать наркотик, а в витринах даже продовольст­венных магазинов сидят живые голые тетки, завлекающие покупателей йогуртов непристойными позами. Вы действительно хотите в Европу, где ширится движение за свободную продажу наркотиков, где взрослые дети массово сдают родителей в дома для престарелых, и это считается нормой? Где вслед за ультралиберальной Голландией закон об эвтаназии приняла и Швейцария, считающаяся оплотом европейского консерватизма?”

Сторонники глобализации — а встраивание в Европу — составная часть этого процесса, под какими бы этикетками ее ни рекламировали, — апеллируют исключительно к материальной стороне жизни. Дескать, иначе мы останемся на обочине, не сможем развивать высокие технологии, окажемся вне информа­ционного общества и т. д. и т. п. В переводе на бытовой язык это означает: вам грозит остаться без компьютеров с Интернетом, без иномарок, без отдыха в Турции, хот-догов и “Пицца-хат”.

И Бжезинский стращал тем же самым. И очень сочувствовал нашей глубинке, в которой люди живут, как в XIX веке, без теплых туалетов и современных дорог. Он только умолчал о том, что при встраивании в Европу в каждую деревню (которая, впрочем, перестанет быть деревней, а станет общеевропейским поселком городского типа) придут свои бары и казино, публичные дома, непотребные журналы для детей и наркотики, Интернет с играми, насаждающими демонизм и насилие, и прочие развлечения для одноклеточных, без которых немыслим сегодняшний цивилизованный мир и которые благодаря плохим дорогам пока еще не пришли в наши нецивилизованные деревни.

Конечно, теплый сортир — штука полезная. Но многие его сейчас делают и без помощи Бжезинского. А потом, даже если без его помощи не обойтись, стоит ли платить за интернетно-сортирный комфорт ТАКУЮ цену?

Зачем Бжезинский хочет интегрировать Россию в Европу, понятно. Глобализаторы решили поглотить мир по кускам. Россия с ее православной культурой, с ее традиционным, несмотря на все исторические ураганы, фундаментом жизни не вписывается в концепцию всемирного государства, управляемого кучкой хитрых сумасшедших. (Да-да, изощренная хитрость, которую, кстати, так превозносил в своем выступлении Бжезинский, очень часто бывает свойственна тяжелым сумасшедшим. Именно поэтому так трудно поймать маньяка, совершившего десятки зверских убийств.) Европа, по замыслам этих горе-гроссмейстеров, призвана перемолоть русскую жизнь, лишить Россию культурного ядра, унифицировать. Нет, матрешки, водка, уральский хор и кое-какие другие “элементы этнического своеобразия” останутся. Как остались у французов камамбер с рокфором, а у англичан — медвежьи шапки на солдатах королевской гвардии. Вот и мы будем общечеловеками в кокошниках.

Зачем это нужно Бжезинскому, повторяем, понятно. Зачем нашей номен­клатуре — тоже понятно, хотя уже менее. Даже Ельцин с Горбачевым, несмотря на огромные заслуги перед мировым сообществом, заслужили всего-то навсего статус советников Трехсторонней комиссии! Приличные места давно распреде­лены между своими. “Маврам” отведена, как это всегда бывало в истории, жалкая роль.

Но зачем Бжезинского косвенно поддерживают некоторые наши патриоти­ческие политики, уверяя, что альтернативы глобализации нет, это загадка для ума. Они, правда, тешат нас обещаниями, что Россия, встроившись, сможет повернуть все в нужное русло, взять только хорошее, соединить со своим только хорошим... В общем, это глупость, которую стыдно повторять, а еще стыднее — произносить. Можно, конечно, одурять себя химерами, что, войдя безоружными в дом, где хозяйничают вооруженные до зубов бандиты, мы им покажем. Но лучше все-таки знать правду. В сегодняшней ситуации, при нынешнем состоянии экономики и армии ни о какой нашей главенствующей роли в чужой игре речи быть не может. В чужие игры вообще лучше не играть. Тем более ставя на кон страну и людей.

Говорят: “Послушай женщину и сделай наоборот”. Но это скорее шутка, чем серьезный совет. А вот если тебе что-то настойчиво рекомендует твой полити­ческий противник, сделать наоборот как раз очень даже неплохо. Во всяком случае, стоит посмотреть в эту сторону.

Наверное, даже поклонники таланта старого политгроссмейстера не посмеют утверждать, что он преисполнен дружеских чувств к нашей стране. А если сказать напрямик, мало кто так ненавидит Россию, как Збигнев Бжезинский. Понять его можно. Во-первых, профессия обязывает. Во-вторых, по слухам, он в 40-е годы сидел, пускай и недолго, в советских лагерях.

Хотите знать, о чем он говорил как о самом страшном для России? От чего навязчиво предостерегал в своем выступлении? — ОТ ИЗОЛЯЦИИ. Так, может, нам не нужно ее пугаться? Может, это, наоборот, первый шаг к спасению?

В последнее время, склоняя нас к очередному пагубному шагу, политики уверяют, что все уже решено и подписано, никуда не денешься, выхода нет. Вот и Бжезинский, голубь мира, перелетевший через океан, упорно долбил клювом макушки собравшихся либерал-консерваторов, внушая, что — далее цитируем — “никому не удается сбросить фигуры с великой шахматной доски и даже слегка поколебать стол, на котором она лежит”.

И эта безвкусная патетическая метафора вдруг показала, что многоопытный игрок, который так ценит в людях хитрость и изощренный ум, может быть, хитер, но уж точно не умен. Хитрые, коварные люди вообще не бывают по-настоящему умными, потому что, рассчитывая все 100 ходов вперед, они не берут в расчет Главного. Того, Кто в одно мгновение может опрокинуть все столы со всеми досками и фигурами.

Когда танки Гудериана подошли почти к самой Москве и уже ничто не могло сдержать их триумфального въезда в столицу, ночью вдруг ударил крепкий русский мороз. И этого оказалось достаточно. Фашисты отступили, исчезли, “яко исчезает дым, яко тает воск от лица огня”. Так что нет ничего глупее коварных расчетов. И сегодня нам нужно как можно чаще себе об этом напоминать.

P. S. Кстати, мистика, связанная с “серым”, не исчерпывается только лишь приездом его в Москву непосредственно после упоминания о нем в телефонном разговоре. Открывая встречу с Бжезинским, устроительница подняла над головой как раз ту самую “Психотронную эру”, которую разыскивала наша подруга-журналистка. И сказала, что именно с этой книги 33 года назад началось ее знакомство с “самым интеллектуально свободным политиком мира”...

Сергей Семанов • Идеологические “качели” (Наш современник N11 2002)

СЕРГЕЙ СЕМАНОВ

Идеологические “качели”*

 

Из всех большевистских руководителей Брежнев менее всего интересовался идеологическими вопросами. Человек очень простой по натуре, получивший сугубо хозяйственно-административный опыт в молодые и зрелые годы, он был далек от всяких гуманитарных интересов. Литературой, музыкой, театром, изобрази­тельными искусствами никогда не увлекался и знал их вполне плохо. Вкусы у него были самые простецкие, как бы сказали раньше, мещанские.  Любил Людмилу Зыкину, песенки начинающей Аллы Пугачевой, наших пошловатых эстрадников, а также Пахмутову с Кобзоном (та сейчас поносит “проклятое советское прошлое”, а тот, как пишут, заделался крутым бизнесменом). Все люди его поко­ления обожали кино, однако Леонид Ильич и этой слабости избежал, только любил до самозабвения “Семнадцать мгновений весны” и без конца смотрел запись снова и снова.

Итак, от Ленина и Сталина он в этом отношении отличался сильно, а вот с Хрущевым, наоборот, по культурному уровню и вкусам они были похожи. Но и тут Леонид Ильич имел перед своим предшественником огромное преимущество: Хрущев по-дурацки постоянно ломился в идеологические области и культуру, в чем не понимал ни шиша, а Брежнев с этими сферами обходился крайне осторожно, по сути, вообще избегал туда вмешиваться. Что ни говори, но тут Брежнев был неизмеримо осмотрительнее и политичнее Хрущева, о “культурной политике” которого осталось множество смешных анекдотов. Самый забавный был рожден во времена борьбы Никиты с “абстракционизмом”, он же в ту пору “поднимал” сельское хозяйство, в результате пришлось вводить талоны на муку. “Встретились как-то колхозник и художник. — Да, жалуется колхозник, вот ругает нас Никита Сергеевич за недоработки. — Да вот и нас, говорит художник, Никита Сергеевич тоже стал ругать. — Вам-то легче, вздыхает колхозник, все-таки Никита Сергеевич в искусстве-то понимает...”