Выбрать главу

Они все же были мастера высокого градуса, поэтому нанесли своим профанам-соперникам удар страшной силы, а главное — с неожиданной стороны. В том же 69-м в тихой Финляндии международный лазутчик, советский гражданин, бывший зэк и мелкий фарцовщик в юности, некий Виктор Луи передал западным издательствам “мемуары Хрущева”. Документ, как показало время, был в целом подлинным, но хорошо и целенаправленно отредактированным. Основная нехитрая идея “мемуаров” — разоблачение негуманного Сталина, но особенно — его антисемитизма (то, что простоватый Никита сам был грубым антисемитом, редакторов не смущало). Мировая “прогрессивная общественность” стала на дыбы: как! в Советском Союзе собираются вновь возвысить этого негодяя и антисемита?! Ясное дело, многие руководители западных компартий, а также все “прогрессивные деятели” высказали в адрес ведомства Пономарева свое негодование. Пришлось, так сказать,  согласиться с “прогрессивным обществен­ным мнением” и реабилитацию Сталина отложить.

1969  год закончился,  к  несчастью для  Шелепина и его сторонников, жалкой статейкой в “Правде”, опрокинувшей все надежды сталинистов. В начале 70-го сусловцы извергли из своей среды двух сталинистов, занимавших ключевые посты в идеологии: зав. Отделом пропаганды ЦК Степакова и председателя Госком­издата Михайлова, а также кое-кого помельче. Шелепин, Полянский и Мазуров еще ходили на заседания Политбюро, но жизнь текла уже мимо них. Власть в стране сосредоточилась в двух духовно близких центрах: у Брежнева, с его помощниками, и Суслова — Пономарева. Ну и примкнувшего к ним Андропова...

Невидимый, но исключительно важный этот переворот оказал немедленное и очень сильное влияние на текущую идеологическую обстановку. Укрепившейся правящей группе уже не нужна стала шумная антисоветская оппозиция: как всякое общественное движение, оно могло привести Бог знает куда. Принимаются внешне жесткие меры: снят Твардовский, из “Нового мира” убраны наиболее воинственные либералы, утишается задиристая “Юность”, этот бастион еврейской молодежи. Более того, резко придавили полулегальное “демократическое движение”; теперь была  не нужна “пражская весна” в Москве, власть находилась в надежных руках. Наиболее непримиримых диссидентов выслали в Париж, Иерусалим и Калифорнию, чтобы они тут не мутили воду своим честолюбивым нетерпением. Наконец, евреям разрешили широкий, по сути ничем не ограни­ченный выезд за рубеж: клапан недовольства с этой стороны был открыт полностью.

Однако положение осложнялось твердой позицией журнала “Молодая гвардия”, возглавляемого с 1965 года Анатолием Никоновым. Об этом человеке со временем будет написано много, но сейчас пришла пора сказать: то был подлинный русский самородок. Получив неважное образование, лишенный литературных и иных гуманитарных дарований, он обладал природным вкусом и безупречным чутьем на все хорошее и дурное. Самодумкой, без подсказки он понял значение русской истории и культуры, распознал разрушительные силы, плясавшие на поверхности культурной жизни страны в разного рода маскхалатах. Необычайное обаяние и бескорыстие позволили ему сделаться подлинным вдохновителем первых, важнейших шагов русского возрождения. Как и положено у нас, недооцененный современниками на родине, он получил должную оценку у международных русофобов. Сомнительный француз Леон Робель, женатый на выпускнице МГУ и вхожий во многие московские салоны, писал в 1972 году в парижском либерально-марксистском журнале: “Когда Александра Твардовского вынудили отказаться от руководства журналом “Новый мир”, во всем мире много говорили об этом... Когда же в начале прошлого года главный редактор журнала “Молодая гвардия” был освобожден от своих обязанностей, это решение, политически намного более важное, прошло при полном молчании...” Да, Робель знал свое дело: снятие Никонова было действительно “политически более важным”, чем отставка спившегося и устаревшего Твардовского.

Конечно, если бы Цуканов и Суслов имели сильную идею и политическую смелость, наплевали бы они на жалкие обрядовые предрассудки и раскатали бы наглых мальчишек куда следует. Но они были боязливые интриганы, более всего опасавшиеся, как бы партия и народ не прознали об их истинных симпатиях и склонностях. Рассказы молодогвардейских ветеранов о том, как их “разобрали” тогда, рисуют ужасающе убогий оппортунизм брежневской команды. Но все же дело свершилось, в конце 70-го Никонов был довольно мягко убран из “МГ” и переведен на почетную должность редактора журнала “Вокруг света”. Больше в журнале и вокруг него никого не тронули. Это было куда менее сурово, чем обошлись недавно с новомировцами. Отсюда возникло суждение, неоднократно отмеченное потом в западных работах, что молодогвардейцы, дескать, были очень сильны и имели крепкую опору в верхах. Совсем наоборот. Это противники “МГ” были невероятно слабы идейно и ничего не могли противопоставить растущему русскому самосознанию. Отсюда и явная слабость первых репрессий: даже выговоров не последовало, не говоря уж о худшем.

За всей этой внешней слабостью и вялостью явно просматривается, однако, неявная воля самого Брежнева. В угоду остаткам сталинистов убрали новоми­ровских либералов, теперь вот приструнили расшалившихся молодогвардейских патриотов. Но в обоих случаях тихо-мирно и без особого там публичного треска...

Эта молчаливая, осторожная, но, безусловно, принципиальная линия Бреж­нева в идеологии особенно отчетливо проявилась во время громкого полити­ческого скандала, вызванного появлением большой статьи Александра Яковлева в “Литературной газете”. Яковлев — деятель известный, его представлять не надо, однако уточним одно лишь обстоятельство. Еще с горбачевских времен и поныне он выдает себя за прирожденного поборника “демократии”. Лукавит, как и во многом ином. Был он партийным карьеристом, и только. Хладнокровно организовывал высылку Солженицына, шумиху вокруг процесса Синявского—Даниэля... Так что пусть не прибедняется.

Опытный аппаратчик, Яковлев знал, что Суслов и правящие помощники Брежнева (а все они были oт Андропова) остро не любят все русско-патриоти­ческое. Не поставить ли на эту карту? Генсек сероват, ничего толком в идеологии не понимает, объяснят ему, надо полагать, каким принципиальным марксистом-ленинцем является товарищ Яковлев... Но недооценил интриган своего Генсека!

Да что ни говори, но выбор судьбы определяется все же не анкетными дан­ными и даже не пресловутым “пятым пунктом”. Первый зам. зав. отделом пропаганды Яковлев происходил из ярославского села, жену имел русскую, но целиком поставил на линию “разрядки” (возможно, тут помогло его долгое пребывание в США в качестве стажера). Соседом Яковлева по даче был Цуканов, любимец Брежнева, что облегчало дело.

Конечно, никаких глубоких идей у Яковлева не имелось, но, как прожженный карьерист, он почуял, что хотелось бы идеологическому руководству, а как бойкий человек, не побоялся рискнуть. Он повел атаку на молодогвардейцев по всему фронту, используя для этого весь идеологический аппарат партии. Недостатка в разоблачениях не было, но брань стала уже привычной, ее перестали бояться. Сами молодогвардейцы огрызались и наступали, создавая тем самым в Советском Союзе опасный прецедент. Надо было снимать и наказывать, это ясно. Но как? Как сделать это под руководством вялых бюрократов, страшившихся малейших потрясений? Нужно было “решение” по поводу “МГ”. Яковлев долго интриговал, но пробиться сквозь бюрократическую трясину не сумел. Играть так играть, и он решил состряпать партийный приговор сам. Советники и помощники охотно подтолкнули его под локоток (дурака не жалко), и вот в ноябре 72-го появилась громадная статья Яковлева “Против антиисторизма”.