Чувствуете ли Вы себя главным хранителем культурных и литературных традиций калужан? В следующем году Калужской областной писательской организации исполнится 40 лет. Можно ли ожидать каких-нибудь особых действий, приуроченных к этой дате?
— Культура и искусство не терпят прямого администрирования. Для творчества необходима разумная свобода, но не анархия. Ситуация, когда разрешено все, которую мы, к сожалению, часто наблюдаем, удобна для подмены истинных ценностей на мнимые.
Сегодня на человека обрушивается огромное количество информации. Как в таком случае отличить истинное от подделки? Я думаю, что надо ориентироваться на произведения, проверенные временем — классику. Поэтому сохранение наших традиций считаю одной из важнейших задач. Нельзя что-то создать из пустоты. Только положительный опыт наших предшественников может дать плодотворные всходы.
Калужский край немыслим без К. Э. Циолковского и А. Чижевского, композиторов Н. Ракова, С. Туликова, Н. Будашкина, маршала Г. Жукова, церковных деятелей, канонизированных православной церковью — Пафнутия Боровского и Амвросия Оптинского, знаменитого ученого академика П. Чебышева и мецената П. Третьякова, писателей А. Радищева, И. Тургенева, А. Чехова, Б. Зайцева, Л. Леонова, М. Пришвина и многих других, послуживших во славу и благо своего Отечества. Воздать им должное — наш долг.
Что касается современников — деятелей культуры, писателей, художников, музыкантов, то взаимодействие с ними зависит от их активности и инициативы. Если, к примеру, писатели обратятся к нам с серьезными, взвешенными предложениями, то и помощь будет адекватной. Я понимаю, что в современных условиях творческим людям жить, мягко горя, тяжело. И мы, как можем, стараемся помочь им. Напомню о четырех литературных премиях, учрежденных администрацией области. Об организации ежегодных литературных праздников — Пушкина в Полотняном Заводе, М. Цветаевой и К. Паустовского в Тарусе, чтений, посвященных К. Циолковскому и А. Чижевскому, братьям Киреевским. Заботимся об издательской деятельности. Думаю, что не останется без внимания и 40-летие областной писательской организации.
— Анатолий Дмитриевич, напечататься на страницах журнала “Наш современник” считают для себя престижным даже самые состоявшиеся, авторитетные и маститые авторы. Замечательно, что журнал возглавляет наш земляк, Почетный гражданин Калужской области, известный русский поэт Станислав Юрьевич Куняев, который 27 ноября отмечает свое 70-летие. Какие слова Вы хотели бы обратить к редакции журнала и к его многочисленным читателям?
— Выходцев из Калужского края в Москве немало. Со многими мы поддерживаем тесные отношения, в том числе со Станиславом Юрьевичем Куняевым. От всей души поздравляю его с юбилеем — 70-летием со дня рождения! В Калуге его чтят, любят и помнят.
Отрадно, что “Наш современник” много внимания уделяет провинции. Он строит свою деятельность на добром отношении к простому человеку, на созидании, просвящении и продолжении лучших традиций российской словесности.
Твердость и принципиальность сотрудников журнала в отстаивании своих нравственных и этических позиций достойны уважения. У “Нашего современника” есть свое лицо и преданный читатель. Желаю ему сохранить и то и другое.
Андрей Убогий • Калужские очерки (Наш современник N11 2002)
Андрей УБОГИЙ
КАЛУЖСКИЕ ОЧЕРКИ
У каждого города есть идея, которую можно почувствовать и разгадать.
Идея нашей Калуги — гармония. Город как космос, как хор соразмерных стихий — вот принцип Калуги. И не случайно она у нас с вами — космическая. Космос есть гармонический, целостный мир — так думали древние греки, — и вот именно за мещанскою тихой Калугой закрепился сей удивительный титул. Что если выстроить нечто вроде натурфилософии города: разобрать, описать те стихии, которыми город наш создан, и показать, как они все “одомашнены”, как близки людям, показать, что идея о человеке как мере вещей воплотилась в строении, музыке, духе Калуги?
Начнем с воздуха — “пневмы”, эфира, стихии легчайшей и тонкой. Остановитесь и поднимите голову: как много неба, как много воздуха над Калугой! Город наш удивительно легок, он весь как бы тянется ввысь: особенно это заметно из-за Оки, с ее правого берега. И колокольни, и шпиль телевышки, и даже кирпичные трубы окраин — все нацелено в небо, во всем виден радостный, легкий порыв. В Калуге нет — почти нет — таких мест, где каменным грузом домов придавило бы душу, где взгляд не сумел бы подняться, взлететь — и омыться небесною синью.
Недаром и Циолковский с таким увлечением ладил свои дирижабли — они до сих пор, как воздушные сонные рыбы, куда-то плывут в его доме, — недаром таким утешеньем ему были звезды, которые он рассматривал по ночам с чердака.
Калужское небо редко бывает холодным и грозным. Особый, домашний уют согревает его синеву: может, так действует узор веток или обрамление крыш, а может быть, небо теплеет от птиц, пролетающих в нем?
Калуга птиц любит. Так уж здесь повелось: одним из важнейших калужских товаров некогда было конопляное семя, корм певчих птиц, а калужские знаменитые канарейки завозились торговцами аж к “стенам недвижного Китая”.
А голуби? Загляните выходным днем на рынок, к тем, нижним его рядам, где возле будки “Прием стеклотары” собираются голубятники. Вы увидите и дутышей, и голубей мохоногих, и турманов: этих плечистых, с небольшими головками птиц, которых в холодные дни хозяева держат за пазухой. Посмотришь, а телогрейка какого-нибудь похмельного мрачноватого мужика шевелится, будто пульсирует на груди, — словно там беспокоится вовсе не птица, а бьется его, голубятника, сердце. И вдруг, в завершение спора, хозяин рванет на груди телогрейку, выхватит белую птицу, швырнет ее в небо — и, замерев, боясь сей же миг умереть, зачарованно будет следить, как сердце его — белый турман! — заполошно бьет крыльями по синеве...
А над восточной окраиной, бывает, увидишь не птиц, а парашютистов. Услышишь урчание мотора, поднимешь глаза: в небе над Грабцевом кружит крест самолета, и черные крошки время от времени падают из него. Словно белый дымок вдруг взметнется над черною точкой — и выгнется яркой дугой парашют!
Да, калужское небо — домашнее, свойское небо. В нем так много уюта, тепла, что оно составляет как будто жилой верхний ярус Калуги. И, наверное, там, в этом ласковом небе, хорошо летать ангелам — тем, кому предназначено охранять и спасать калужан...
Вода, “аква”, стихия, вошедшая даже в калужский, Екатериной дарованный, герб — серебряной лентой по зеленому фону.
У воды и Калуги взаимная, можно сказать, любовь. Конечно, мы не Венеция и не Санкт-Петербург, и вода не довлеет над жизнью Калуги; но посмотрите, как наша красавица вставлена словно в оправу из рек — как изящно Ока, и Киевка, и Яченка обрамляют ее.
А если взглянуть чуть пошире, то видно, что город находится как бы в узле замечательных водных путей. Вот Ока изгибает петлей свое светлое тело; вот Угра, “богородичный пояс”, вливается с северо-запада; а вот, чуть южнее, и быстрая Жиздра несет отражения Оптиной пустыни.
Не забудем и о каменистой Калужке, на которой, в сельце Тиньково, была явлена икона Калужской Богородицы. На этой реке ежегодно проходят известные всей России весенние гонки байдарочников. В начале апреля Калужка мутна и строптива — на перекатах кипит и беснуется глинистый бурный поток, — но в пене и брызгах бесстрашно летят корпуса стройных лодок! Пятна оранжевых спасжилетов мелькают средь голых апрельских кустов и ноздреватых последних сугробов. Кажется, водники, словно яркие птицы, приносят весну, разбивают и льдины, и сонную одурь природы перьями мокрых сверкающих весел.
Калуга без рек — не Калуга. И облик ее, и характер — все омыто текущей водою, все сглажено и смягчено величавым движением Оки. Согласитесь: Калуга на редкость спокойна, неспешна — и это в нынешние нервические времена! — может быть, оттого, что даже и редкого взгляда на реку горожанам достаточно, чтоб успокоиться и, хотя бы отчасти, уподобиться вечной реке.