“Знаю, что ты был счастлив в России, как и я.
Думая о твоем журнале и о многом другом, я написал восемь строчек, посвящённых тебе:
Внезапно, вдруг ударит ток по коже —
Дорога, поле, стылая земля...
Мне изгородь родной избы дороже,
Чем изгородь Московского Кремля.
Иду по снегу, не нарочно плача.
Деревни нет. Нет ничего окрест.
Я как поэт здесь что-то в поле значу,
Я не поэт — там, где России нет”.
* * *
Каждый кулик своё болото хвалит — так что простите меня за многословие. Прошу вас помнить — что “Наш современник” — общее достояние всех писателей России, что, если говорить откровенно, настоящая литературная жизнь произведения в читательском сознании начинается лишь после публикации в нашем журнале. Старшее поколение писателей уходит из жизни... Но журнал живёт, и хотелось бы, чтобы он всегда был сильным, влиятельным, русским, непобеждённым, — чтобы именно таким достался в наследство всем вам, друзья мои!
Валерий ГАНИЧЕВ • Взгляд с Пикета (Наш современник N11 2004)
Валерий ГАНИЧЕВ
ВЗГЛЯД С ПИКЕТА
Сростки. Ныне это название стоит рядом с названиями Вешенская, Тарханы, Сорочинцы, Михайловское, Овстуг. Ежегодно в июле сюда, на Алтай, на два-три дня перемещается литературный и кинематографический, артистический центр России. Шукшинские чтения, возникшие по народному чаянию, идут тут с 1976 года. Попробовали их “разредить”, проводить раз в пять лет, но поток шукшинских паломников обошел гаишные и милицейские преграды и снова выплеснулся сюда, на Пикет. На эту уже не стираемую, не срываемую ни на физической, ни на культурной карте гору. На эту как-то уж очень символически и подчеркнуто горделиво одиноко стоящую гору над просторами родины Шукшина.
С горы Пикет далеко видно, и каким-то таинственным образом прозреваются оттуда все дали России — от Балтики до Тихого океана. “Для нас Шукшин день — ведь это почти как престольный праздник”, — сказала одна из жительниц Сросток. Да, этот день святой для тысяч людей, они приходят сюда дышать шукшинским словом, проясняют смысл жизни, горюют и радуются. Они здесь свои. Они здесь соотечественники. Их собрал здесь Василий Шукшин. И на этот раз, 26 июля, тут, на Пикете, в Сростках была Россия: Россия Алтайская, Кемеровская, Иркутская, Красноярская, Омская. А вот и из Томска, из Тюмени; там казахстанцы. А эти, ясно, москвичи. А здесь выбросили красный плакат: “Академгородок”. Значит, новосибирцы. Затянули песню белорусы. Конечно, есть и украинцы: откуда? Из Cyм. И неожиданно — молдаване, да ещё фильм снимают. О Шукшине, о Сростках, о песне. Приехали готовые всех поправлять и просвещать учёные. Солидный появился отряд шукшиноведов. Ну, не всем же Кафку изучать и Джойса. Надо постигать глубины творчества народного писателя! Похвально.
Эти чтения были юбилейными, ибо посвящены были 75-летию Василия Макаровича. Какие уж там годы, — может порезонёрствовать иной благополучный долгожитель. Но ведь у Шукшина вся жизнь — год за два, а последние-то, пожалуй, и за три пойдут! И еще. Едва ли не главным на этих чтениях было открытие памятника Шукшину, изваянного всем известным Вячеславом Клыковым. Уже в 9.30 утра человеческое море разливанное окружает вершину горы. А снизу идут и идут стайки веселых школьников, солидно переступающие взрослые лихие казаки, интеллигенты с рюкзаками за плечами. Идут делегации, идут одиночки. Тысяча, две, три, пять... К вечеру назовут цифру — двадцать пять-тридцать тысяч! Это здесь, на Пикете, а на Шукшинских чтениях, в залах, на площадках, в библиотеках — несметно. Большой международной научно-практической конференцией начались Шукшинские чтения в Барнаульском и Бийском университетах. Несколько дней шел Шукшинский народный зрительский кинофестиваль “Ваш сын и брат”. Писатели, артисты, режиссеры выступали в Сростках в разных аудиториях края. Открылась художественная выставка “Алтай — земля Шукшина”, шел фестиваль народных коллективов “В гостях у Шукшина”. Но 26 июля всё стягивалось сюда, на Пикет.
К двум постоянным вопросам нашей литературы “Кто виноват?” и “Что делать?” В. М. Шукшин добавил свой, третий: “Что же с нами происходит?”. Он призывал нас остановиться, одуматься. Как чуткий сейсмолог души, он чувствовал смертельно опасные толчки, несущие гибель обществу. Его герои — это родные для него люди, они близки ему, он с болью нередко наблюдает их раздвоенность, неуверенность в столкновении со злом, особенно если оно прикрывается высокими словами. “Чудики” его — открытые, ищущие, бескорыстные, как князь Мышкин у Достоевского. Но в жизнь ползёт деляга, пролаза, который лишён этой человечности и добросердечия. Чувствовал Василий Макарович, что бездушный наглец, торгаш, где скрытно, где и открыто, занимает плацдармы для броска во всероссийскую власть, вытесняя человека и человечность, насаждая и навязывая свою мораль.