Опять-таки скажут: для чего это все, наконец, и зачем брать России на себя такую заботу? Для чего: для того, чтоб жить высшею жизнью, великою жизнью, светить миру великой, бескорыстной и чистой идеей, воплотить и создать в конце концов великий и мощный организм братского союза племен, создать этот организм не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом; вознести наконец всех малых сих до себя и до понятия ими материнского ее призвания — вот цель России, вот и выгоды ее, если хотите. Если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, а только будут служить одним своим “интересам”, то погибнут эти нации несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут. А выше целей нет, как те, которые поставит перед собой Россия, служа славянам бескорыстно и не требуя от них благодарности, служа их нравственному (а не политическому лишь) воссоединению в великое целое. Тогда только скажет всеславянство свое новое целительное слово человечеству... Выше таких целей не бывает никаких на свете. Стало быть, и “выгоднее” ничего не может быть для России, как иметь всегда перед собой эти цели, все более и более уяснять их себе самой и все более и более возвышаться духом в этой вечной, неустанной и доблестной работе своей для человечества.
(обратно)В.Илляшевич • Достоевский и Ревель (Наш современник N11 2001)
ОТКРЫТИЕ РУССКОЙ ПРИБАЛТИКИ
Первым актом разрушения СССР стал выход из Союза прибалтийских республик. Могучая (во всяком случае, еще недавно) держава существовала, еще не покинули места дислокации многочисленные войска Прибалтийского военного округа — самого боеспособного в армии. Казалось бы, Москве ничего не стоило предотвратить начинающийся распад государства. Однако Ельцин, уже рвавшийся к Беловежью, от имени России признал независимость Эстонии, Латвии и Литвы, а Горбачев узаконил ее как президент СССР. Спокойно отреагировало и общество, миллионы советских людей, многим из которых вскоре предстояло сделаться “эмигрантами” поневоле, человеческим балластом в государствах-новообразованиях.
Если с политиками все ясно: и Ельцин, и Горбачев к концу 1991 года уже явно действовали под диктовку Запада, то равнодушие общества к потере Прибалтики (за которую Россия сражалась два века и включение которой в состав Империи щедро оплатила и кровью своих солдат, и золотом своей казны — Эстляндия и Лифляндия были не только завоеваны Петром, но и в ы к у п л е н ы у Швеции) представляется одной из наиболее драматичных загадок поздней советской истории. Рискну предположить, что едва ли не основной причиной этого безразличия было наше историческое невежество.
На Прибалтику смотрели как на ч у ж у ю землю, чья культура, язык, архитектура городов, уклад жизни разительно отличались от нашего — русского и общесоветского. Большинство воспринимали Прибалтику как Запад, туда и ездили именно для того, чтобы посмотреть и — что греха таить — полюбоваться доступным краешком Запада. Советское, русское присутствие рассматривалось как (в значительной мере) инородное — мнение, которое умело подпитывала местная пропаганда: сначала устная, а с конца 80-х и публично-официальная. Дескать, нам из Москвы н а с а ж а л и предприятия союзного подчинения, н а в е з л и лимитчиков и т. д. и т. п. Туристы из России, да и высокопоставленные визитеры из Москвы слушали эти разглагольствования по большей части сочувственно, не задумываясь хотя бы над тем, что мощные союзные предприятия обеспечивали высокий (в сравнении с общесоветским) уровень жизни, а лимитчики, в основном славяне, составляли подавляющее большинство здешнего рабочего контингента, чьими стараниями после войны отстраивались города и уже в наше время поддерживались знаменитые прибалтийские чистота и порядок.
И конечно же, большинство из нас ничего не знало об исторических корнях, связывающих Россию и Прибалтику. Все упиралось в 1940 год — установление советской власти. Когда же отношение к этой власти переменилось и в Центре, обоснованность и, как любят теперь говорить, легитимность нашего присутствия в Прибалтике оказалась под большим вопросом. Конечно, лишь немногие выходили на демонстрации — в Москве! — в поддержку требований о предоставлении независимости “маленьким республикам Балтии”, но и широкого отторжения идея прибалтийского суверенитета не вызывала. В отличие от суверенитета украинского, белорусского, молдавского, даже грузинского — эти земли и народы казались “своими”, действительно “братскими”.