ЧТО ВПЕРЕДИ?
В. К.: Наш разговор подходит к концу. Напомню еще раз, что мы говорим пока только о первом томе солженицынского труда, который охватывает годы 1795—1916. Так что впереди — революции, Февральская и Октябрьская, весь советский период и начало постсоветского. Куда “вырулит” автор — посмотрим. Но ставя вопрос “что впереди?”, я имею в виду опять-таки русско-еврейские (или еврейско-русские, если угодно) отношения.
По-моему, Солженицын прав, когда в самом конце предисловия, датированного уже 2000 годом, пишет: “...За последние годы состояние России столь крушительно изменилось, что исследуемая проблема сильно отодвинулась и померкла сравнительно с другими нынешними российскими”. Действительно, кажется, другие проблемы затмевают эту. Но как дальше будет, на ваш взгляд?
Я вот выписал для себя в некотором роде интегрирующий вывод автора: “Сила их развития, напора, таланта вселилась в русское общественное сознание. Понятия о наших целях, о наших интересах, импульсы к нашим решениям — мы слили с их понятиями. Мы приняли их взгляд на нашу историю и на выходы из нее”. Ну как? Получается (это справедливо подмечено в одном из откликов на книгу), что ассимилировались не евреи, а русские! И что дальше? Это будет стабилизироваться, развиваться, углубляться — или все-таки мы обретем свой взгляд, свои пути и выходы?
А. К.: Если бы мы и ассимилировались, нас вряд ли признали бы за своих: слишком много “избранных” окажется. К счастью, до этого далеко. Конечно, многое общество усваивает с чужих слов, вдалбливаемых с телеэкрана. Но это в основном поверхностное восприятие. А как доходит до животрепещущего, рокового, вылезает свое, русское! Сколько убеждают, что НАТО — благо, “оплот демократии”, а опросы общественного мнения раз за разом показывают: большинство россиян как относилось к блоку враждебно, так и относится. Сам президент Путин с удивившей, наверное, не только меня ретивостью заявил, что бомбежки Афганистана оправданны и даже безопасны для мирного населения. А опрошенные осуждают бомбовые удары.
Беда не в том, что мы ассимилировались, а в том, что с экрана, со страниц печати говорят не русские патриоты, а — как бы от нашего имени — деятели совсем иного рода-племени. Солженицын плохо знает современную Россию, вот он и перепутал; картинку на телеэкране принял за изображение русской души.
Но главная беда не в этом. И даже не в засилье чужих, чуждых русскому духу людей в элитах — властных, финансовых, информационных. Беда в том, что мы сами порастеряли, утратили русский дух. Нет, евреями мы не стали, но уже и русские мы больше по записи в паспорте, а поменяют серпастые-молоткастые, так пропадет и запись.
Чтобы совсем не потеряться в мире, не превратиться в перекати-поле, я бы советовал всем вспомнить завет Ф. М. Достоевского. В год 180-летнего юбилея писателя он прозвучит особенно актуально: “Стать русским, во-первых и прежде всего. Прежде всего надо каждому стать русским, то есть самим собой, и тогда с первого шага все изменится”.
Конечно, легко сказать: стань — и все изменится. Великий писатель понимал, как непросто это на деле. Он прибавлял: надо “выделаться” в русского. Уточнял: “В неустанной дисциплине и непрерывной работе над собой и мог бы проявиться наш гражданин. С этой-то великодушной работы над собой и начинать надо”. Можно сколько угодно порицать окружающие нас народы, все их хитрости понять и распутать, а воз, а наше русское дело останется на месте. Так и происходит. Поглядите хотя бы на лотки с патриотической литературой — сплошь еврейский вопрос. Они, поди, радуются, что все едва пробудившиеся духовные силы мы отдаем на его изучение. Получается, что русский патриот — это специалист по еврейскому вопросу. Нет, дорогие мои, это специалист по русскому вопросу, а главное — по русскому делу.
Надо укреплять русский характер, русскую национальную жизнь, государство Российское. Конечно, и за “избранными” поглядывать: что у них на уме. И уверяю: если поднимемся из нашей разрухи — не только же материальной, но прежде всего духовной, если определимся и укрепимся именно как русские, к нам придут соседи — не как надсмотрщики, не как хозяева (это по нашей слабости верховодят нами), а как живущие рядом — не без греха, не без заносчивости — люди. Жили бок о бок двести лет, тысячу лет, куда деваться — еще поживем.