— Испорченный литературой, наверно.
— Все мы увлекались кое-чем. А заметил, какая у нас власть? Со свечами в церкви стоит всю ночь на Рождество, храм Христа Спасителя строит ударно, но пять лет даже не заикается о морали в обществе: честь, совесть, достоинство, правда похоронены навсегда, отправлены на аукцион “Сотсби”. Как будто и детей нет, и не надо никого после социализма воспитывать.
— Губернатор Кондратенко сказал в редакции: “Пишите правду и только правду”.
— В другой газете его тотчас обсмеяли. Дует ветерок, повсюду побаиваются крутых мер. Даже светлый костюм губернатора кажется им красным. Нахапали!
— Может, наведет порядок.
— С кем? Уже столько подмоченных. Если не колупнуть эту трехэтажную особнячную верхушку, то чего уж терзать “челночные” ряды? После того, как народ проголосует и волею своей изберет начальство, разыгрываются по всем смачным углам карточные сеансы. Ставки большие — протолкнуть “своих людей” поближе к трону, всунуть крапленые карты, умело перетасоваться в колоде. Только телефонные провода и стены слышат, какие шекспировские диалоги ведут кланы, целые стада, жаждущие не упустить нечто и подкормиться еще раз, пристроиться к власти и на всякий случай заложить все мины для переворота. Что они — об общем благе думают? Не-ет, они думают о себе. Примазаться и обмануть. Сокращение штатов? Сделаем так подло, что все взвоют и проклянут Кондратенко. Как будто это не мы, а он делает. Они с ревностью вырывали слухи, попозже читали сообщения о том, кого куда назначили. Не будет ли там своей руки? Ну и конечно, они тоже за “спасение Кубани”. А уж России — тем более. Наворовав, поддержав всех предателей, они теперь будут заявлять из своего подрывного бункера: “Народ должен знать, дайте отчет”. А до этого молчали и не требовали. Не тот человек пришел к власти — вот и все.
— Откуда ты все знаешь?
— Из жизни беру. Не завидую ни губернатору, ни мэру — тяжелый крест. У обоих много врагов. Позавчера еще оба испытали всю, так сказать, прелесть человеческого предательства, обмана, трусости, мимикрии, и вот кое-кто из тех же самых появляется бить себя в грудь — я всегда был ваш! За пазухой у каждого карьериста и золотаря своей вонючей жажды сотни приемов. Слюни “гражданской позиции” потекут с их губ. Уже в течение января кинутся к губернатору ходоки, лягут на его стол письма, записки, затеребят звонками: “Примите меня”. Будут и горькие достойные просьбы. Но как важно сразу разгадать ухищрения и отмести их поближе к свалке. Под видом отзывчивости на провозглашенный лозунг “давайте спасать Кубань все вместе” вылупятся такие мародеры политики, что всякий лозунг выгорит мгновенно.
— А что ж делать?
— Должны же у нас, наконец, сделать выводы из провала прежней советской власти (провалом своим погубившей страну): несчастье экономике, армии, спокойствию, культуре, всей современной истории принесли как раз те “верноподданные”, которые домогались доверия, близости и сочувствия с особым тайным цинизмом и первыми предавали идею, землю свою и покровителей (само собой) в переломные закулисные дни.
— Многие благополучно отсиделись, переждали опасность в кустах.
— Отмыли свои “красные” пятна и вылезли — я с вами, я с вами!
— Ох, ты и рубишь!
— Ну а как же? Губернатор полетел в Москву выбивать пенсии, забрать из бюджета законные кубанские фонды, а в Краснодаре перманентные революционеры рады будут, если он вернется с пустыми руками. Народу хуже? 82 процента “за”? Плевать! Есть шанс создать сразу же немощный образ власти, поколебать ее. Такое ощущение, что они готовы выписать из Турции своего демократического султана, но лишь бы не кубанец, у которого болит душа. Турецкий, но демократ! Не прошло и десяти дней, а им уже хочется нового губернатора.
— Денег все равно нет.
— На выборы найдут. Коробок из-под ксерокса много. Вообще, что дурака валять? Или нету в крае следственных бригад, прокуроров, офицеров ФСБ? Неужели они не знают, как проехать на окраину к особнякам и, поиграв на втором этаже с хозяином в бильярд, спросить вдруг: “А на какие деньги вы это построили? Покажите нам справочку”. — “Пойдемте выпьем по рюмочке”. — “Да нет, мы не пьем. Справочка нужна”. И кого они наказали за бюджетные деньги, пущенные на выборы сверх нормы? Все время слышу, директор совхоза увольняет рабочих, зарплату не выдает, а сам с семьей летит отдыхать на Канарские острова, и сколько хозяев разоренных колхозов купили своим детям в Краснодаре квартиры! Власть не знает, как их взять за одно место?
— В селе вообще никакой правды не добьешься. Все боятся, молчат. Выгонят — работы искать негде.
— Но уже все ясно. Протест на уровне 82-х процентов. При чем здесь “красный пояс”? Люди все сказали. С первых дней ковырять новую власть могут только предатели своего народа.
— Тебя обвинят в тенденциях 57-го года.
— Глупости. Благослови нас, Господь, не стрелять, но кто-то уже заслужил поглядывать на мир через решетку не конторы или офиса, а тюрьмы.
— Я тебе как позвоню — только расстрою тебя. Ты заводишься.
— А везде все говорят одно и то же. Еще похлеще. И фамилии называют, а мы с тобой — нет.
— Боишься, подслушают?
— Ничего я не боюсь. Одного только — даже той жизни, которая во многом нам так не нравилась, уже не дождаться. К чему пришли? И нечего жаловаться только на вождей. Все мы виноваты. Мне позвонили: “Вы смотрите “Час пик”? Там актер Пороховщиков та-акое говорил”! Ну, говорил. А он ведь в конце 80-х годов был вместе с разрушителями. Что теперь мне его слезы? Из старинного рода, а не понимал, в какую сторону потащили его старинную Россию. И таких миллионы. Вот теперь локоть-то и не укусишь. Что-то случилось с русским народом. Потому и зарплаты нет, что свою русскую гордость потеряли. Господи, прости меня, я сам русский, но это так. Звони.
— Я приду к тебе взять Ключевского “Добрые люди древней Руси”, хочу перечитать.
— Дам с удовольствием. Обнимаю.
Ноябрь. Долой всю эту бесполезную публицистику! Отдохнуть от нее... И я взял папку с другими листами... Я забыл уже, что когда-то мечтал написать о том, о сем художественное.
Как чужое читал первые строчки. Это мои строчки.
“Как же он упустил ее!? Как птичка с колышка, как бабочка с цветка вздрогнула она и скрылась...”
“Что это я сегодня так обостренно живу с утра? Такое ощущение, что меня кто-то близкий предал...”
“Котик Вачнадзе был князем и приехал в Екатеринодар из Грузии, из Царских колодцев...”
Это все начала рассказов, которыми мне некогда было заняться. Писал очерки для казаков и ни разу не закричал: “Долой всю эту публицистику!”
Время такое. Не один я стыдился предаваться чистому искусству.
Февраль. Холодное сырое воскресенье февраля. Как и сорок лет назад, покоюсь я в книжной тишине Пушкинской библиотеки. Созвонился с поэтом Н. С. Красновым: “Пойдем полистаем журналы?”
Когда-нибудь я напишу о втором доме в моей жизни, о библиотеке, а сейчас не стану забегать вперед и могу лишь признаться: ни разу не проходил я мимо Пушкинской библиотеки без волнения, без тайного мгновенного причастия к тому, что уже замерло в моей биографии навсегда: сквозь окна из залов и камер хранения рентгеновским светом разлеталась во все стороны моя жизнь с книгами, именами, мечтательностью и жизнь многих, запечатленных в прочитанных мною книгах, журналах, газетах. Помнятся даже настроения некоторых дней в зале библиотеки на втором этаже. Я как бы остался там, за столом возле белой лампы. Когда входишь в кабинеты и читальный зал, то все сотрудники, касающиеся пальчиками абонентных карточек, книг, кажутся... родственниками лучших писателей, душу, мысли и страдания которых они берегут для нас.
Я давно не перебирал художественных журналов, в киосках их нет, я не подписываюсь, отстал, такого в моей жизни не было с тех пор, когда я добился права получать зарплату. Нынешний рынок распотрошил меня, я отвык следить за потоком литературы.
И вот как не поверить! Кто-то толкает нас к самим себе, тонко и будто нечаянно ведет к кастальским ключам, возвращает на круги своя... Зачем-то взял я на столе среди стопок журнал “Октябрь”, и выпали мне ...неизвестные письма И. А. Бунина, тотчас повернувшие меня на сорок лет назад, когда я выходил из библиотеки, искал в сквере свободную скамейку и впервые читал эмигрантские вещи Бунина. Что это? Зачем так? Наверное, наступил срок пережить что-то чудесное в себе самом снова? Я так и понял назначение моего визита в библиотеку после долгого перерыва.